Такими же первые недели были и для него.
– Но когда ты показался на агоре, на пару коротких часов почудилось, что, несмотря на злость и тревогу, я снова смогла дышать.
Хассан смотрел на нее, пораженный тем, что девушка высказала вслух мысли, пробегающие в его голове. Словно она запустила в него руку и схватила их у корня.
– Я не рассказала тебе о Божьем огне или планах свидетелей, потому что хотела сохранить это чувство, – сказала она. – Я не хотела разрушить его болью и ужасом. Это было эгоистично. Я была эгоистичной, желая этого, когда мои друзья – мои братья… – Она запнулась на следующем слове.
– Я понимаю, – мягко сказал Хассан. – По-своему по той же причине я не говорил тебе, кто я. Потому что ответственность и бремя моего статуса затмили бы все остальное. Это тоже было эгоистично.
– Я ненавидела себя. За то, что подумала о чем-то другом, а не о спасении братьев. – Она сглотнула, а глаза искали что-то в его взгляде. – За то, что захотела чего-то еще.
Это было уже слишком. Он не мог оставить ее вот так. Схватив ее за руку, Хассан сказал:
– Я тоже этого хотел.
Кхерпи склонила свою голову к его, но молчала.
– А теперь… – сказал Хассан, и в его голосе прозвучал энтузиазм. – Теперь ты знаешь, кто я на самом деле.
– Ты прав. – Она встретилась с ним глазами. – Теперь я знаю, кто ты на самом деле. Ты ключ к спасению Назиры. – Девушка медленно высвободила свою руку. – Ты принц. Пророк. А я твой солдат.
Когда пальцы Кхепри покинули его руку, Хассан понял. Он склонил голову, чувствуя себя дураком.
С того момента, как он встретил Кхепри, Хассан почувствовал, что они во многом похожи. Их выгнали из любимого дома. Они искали способ вернуться туда. Он думал, что им мешала только тайна его происхождения. Но теперь юноша видел, что встал на место лжи. Даже принц в изгнании имел власть над солдатом, и чем больше он старался притворяться, что это не так, тем меньше мог быть таким, каким Кхепри хотела его видеть. Каким он должен быть ради них всех.
– Принц Хассан.
Они обернулись на голос в другой части сада, где стояли Пенроуз и Осей, их полуночно-синие плащи были перекинуты через плечо.
– Пришло время, – сказала Пенроуз. – Армия и беженцы ждут вас.
Хассан посмотрел на Кхепри, но девушка уже покидала сад, повернувшись к нему спиной. Он вздохнул и направился за ней.
После сегодняшней ночи пути назад не осталось. Были составлены планы, корабли отправились в путь, а столетнее пророчество готово исполниться. Все еще казалось странным даже думать об этом. Что он вернется в свою страну не просто принцем, а пророком. Что видение в его сне окажется настоящим.
Хассан отринул все мысли о Кхепри и голубых лилиях, когда добрался до другой части сада, где ждали остальные.
– Я готов.
35
Эфира
– ПРОСНИСЬ.
Эфира медленно заморгала в тусклом свете. Во рту был привкус соли. Ее лицо саднило, сухие глаза покалывало. Она плакала? Эфира не могла вспомнить. Она ни в чем не была уверена – ни сколько времени провела в камере, ни сколько времени прошло с тех пор, как мечник оставил ее здесь.
Не знала, в руках ли человека, жаждущего смерти Эфиры, теперь жизнь ее сестры.
Полированные черные сапоги щелкнули по тесаному камню камеры. Девушка села. В проходе стоял мужчина, одетый в хорошее черное, как уголь, пальто. Мужчина, которого ей полагалось убить.
– Милое местечко, – заметил Илья Алиев, а его золотистые глаза пробежали по голой камере и остановились на Эфире. Ее окатило холодом от его ледяной улыбки. – Полагаю, они приберегают лучшие камеры для самых знаменитых убийц. Как ты, Бледная Рука.
Эфира замерла. Так Гектор сделал это? Доказал караульным, что она такое, то, что только им было известно?
Но Илья взмахнул рукой.
– Конечно же, это всего лишь слухи. Но стража точно верит. Они по крайней мере три раза предупредили меня не заходить сюда.
– Может, они правы, – ответила Эфира хриплым от долгого молчания голосом. Или, возможно, слез. – Уверен, что хочешь находиться здесь со мной?
– Я рискну.
– Чего, во имя Странницы, ты хочешь?
– Ну-ну, нет причин быть грубой.
Она сердито смотрела на него.
– Это я еще вежливо. Если забыл: ты причина, по которой я нахожусь здесь.
– Неужели? – спросил он, проходя дальше в камеру. – Мне помнится, что это мой брат отвел тебя в храм.
Девушка оперлась о стену и поднялась на ноги.
– А это твой брат намекнул караульным про предполагаемых воров? Я не глупа. Ты нас подставил.
– Я не имею к этому никакого отношения, – сказал Илья. – Вам просто не повезло.
Эфира фыркнула и отвернулась.
– Ты и половины не знаешь.
Он уперся рукой в стену, преградив ей дорогу.
– Так как насчет того, чтобы побеседовать с госпожой Удачей?
Эфира внимательно посмотрела на него.
– Что это значит?
– Кажется, один из паладинов вытащил отсюда моего брата. Я не знаю подробностей. Но думаю, знаешь ты.
Паника заполнила сердце Эфиры. Он говорил о Гекторе.
– А, – произнес Илья. Должно быть, ее тревога отразилась на лице. – Я прав.
Если Антон убедил Гектора выпустить его из камеры, значит, он отведет его к Беру. И если Гектор поймет, какую роль Беру сыграла в смерти его семьи, то он убьет ее. Эфира это знала. Она все еще помнила, как набросился на них отец Гектора, а его горе превратилось в смертоносную ярость.
Золотистые глаза Ильи были прикованы к ней.
– Ты знаешь, куда они отправились, не так ли?
– Если бы и знала, не сказала бы тебе.
Он поднял брови.
– Жаль, потому что мне кажется, мы могли бы помочь друг другу.
– Как это? У тебя нет ничего нужного мне.
Он наклонил голову в сторону, внезапно став похожим на своего брата.
– Ты застряла в камере. Я мог бы это изменить.
У Эфиры вырвался смешок.
– Караульные не позволят подозреваемому убийце уйти просто так.
– Тогда хорошо, что я точно знаю: ты не могла совершить этих убийств, – беззаботно ответил он.
– О чем ты говоришь?
– В ночь, когда Бледная Рука убила священника Армандо Курио, ты была со мной, – сказал он. Выражение его лица изменилось, и внезапно оно стало приторно-сладким. – Разве не так, дорогая? Я бы знал, если бы моя жена была убийцей.
– Твоя жена? – выдохнула она.
Он пожал плечами.
– Моя невеста, как предпочитаешь.
Эфире хотелось сказать ему, что она предпочла бы, чтобы он больше с ней не разговаривал. Но Илья предлагал ей алиби и свободу, а от этого было сложно отказаться. Если это не блеф.
– Зачем караульным Паллас Атоса верить слову какого-то иностранца?
– Мое слово много значит здесь, в Паллас Атосе, – сказал Илья с широкой улыбкой. – У меня несколько друзей
