– Тетя Летия. – Он сразу же встал из-за стола и подошел к ней. – Я думал, ты не хочешь в этом участвовать.

Летия никогда не была смиренной, но в данный момент она казалась именно такой.

– Я некоторое время все обдумывала и… я должна извиниться. Перед всеми вами. – Она повернулась к Страже. – Ранее я сомневалась в ваших мотивах, но только потому, что боялась того, чем это обернется для Хассана. Он едва выбрался из Назиры. Моему брату с женой не так повезло. Я переживаю за них каждый день и, полагаю, немного эгоистично, не хотела, чтобы пришлось так же волноваться и за Хассана. Простите.

Пенроуз склонила голову.

– Благодарю.

Хассан сглотнул и повернулся к тете.

– Я тоже должен извиниться. Я говорил резко и должен был понять, какими тяжелыми стали для тебя последние несколько недель. Херат и твоя страна.

– Ты прав, – сказала она. – Херат моя родина. Вот почему я собираюсь сделать все, чтобы помочь тебе вернуться. К счастью, я точно знаю как.

– О чем вы говорите? – спросила Кхепри, подходя к ним.

– Я говорю о маленьком и отлично защищенном флоте, – ответила Летия. – И верном торговце, который отдаст флот и команду на спасение Херата.

Хассан моргал, удивленно глядя на нее.

– Тетя Летия… ты уверена?

– Конечно, – ответила она, подходя к столу с картой и постукивая пальцами между Паллас Атосом и гаванью Назиры. – Кирион мой сын. Даже если его воспитали в Паллас Атосе, Херат и его страна.

– Нет, – сказал Хассан. – То есть ты уверена, что хочешь помогать нам?

Рука Летии задержалась на карте.

– Хассан, – произнесла она уже серьезнее, – если ты решил, что именно это нужно сделать, то я приму твою сторону.

Юноша знал, что означают эти слова. Иногда Летия могла показаться легкомысленной и неискренней, но она никогда не отказывалась от своего слова. Что бы ни заставило женщину передумать, Хассан верил, что она вернет его в Назиру, чего бы это ни стоило.

– Когда могу я поговорить с вашим сыном? – спросила Кхепри.

– Они возвращаются из плавания завтра. Я отправлю послание сейчас, – ответила Летия, направляясь к выходу. – Я знаю, что он поможет.

– Есть еще кое-что, – сказал Хассан, когда Летия развернулась, чтобы уйти. – Я знаю, что есть и другие беженцы из Херата. Большая их часть отбыла в Чарис. Кто-то должен отправиться к ним, убедиться, что они в безопасности.

– И попросить их присоединиться к нам, – добавила Кхепри. – Они не успеют приехать, чтобы принять участие в первой атаке, но, когда мы захватим город, они могут вернуться и помочь его отстроить.

Уже у дверей Летия остановилась.

– Отправьте меня.

Все четверо повернулись к ней.

– Вас? – переспросил Осей.

– А почему нет? – ответила Летия, поворачиваясь к ним. – У меня есть связи в Чарисе. Я могу организовать поездку туда и рассказать другим беженцам, что вы делаете.

На Хассана нахлынула волна благодарности.

– Я никому так не доверяю, как тебе, в этом деле. Спасибо.

Он имел в виду не только это задание. Хассан не мог выразить словами, как много ее поддержка значила для него – даже после сомнений и тревог по поводу пророчества и его роли в нем она все равно вызывалась помочь как только могла. Судя по тому, как тетя смотрела на него, она понимала. Кратко кивнув, женщина покинула комнату.

Когда день начал клониться к вечеру, Хассан ушел в свои покои, чтобы подготовиться к походу на агору, где ждала остальная часть стражи. Они встанут вместе на ступенях храма Палласа и откроют секрет о незавершенном последнем предсказании пророков и расскажут беженцам, как Хассан наконец завершил его.

Слуги Летии одели его в пшенично-золотые и цвета морской волны парчу и шелка, помазали его сандаловым маслом и миррой. На его каштановые кудри возложили корону из настоящих лавровых листьев. Они не были золотом и изумрудами короны Херата. Пока нет. Но корона вскоре снова станет принадлежать ему. Он это видел.

Когда слуги закончили одевать его, Хассан отпустил их и в одиночестве вышел на балкон. Женская фигура стояла среди цветов, окруженная белой мраморной колоннадой. Это была Кхепри в кругу юных фиговых и оливковых деревьев, плоды которых набухали в темных ветвях.

Прежде чем успел передумать, Хассан спустился по лестнице, прошел по дорожке, выложенной плиткой и украшенной белыми и фиолетовыми гиацинтами, и остановился возле Кхепри у края декоративного пруда. Тонкий слой воды стекал вниз к изящному серебряному водному органу, и его мелодия нежно плыла над ними.

Он проследил за взглядом Кхепри и взглянул на бледные голубые цветы, лениво плывущие по поверхности воды и наполняющие воздух сладким мускусным ароматом. Голубая лилия Херата. Некоторые цветы уже начали закрываться, плотно складывая лепестки, чтобы опуститься под воду, где они станут ждать света утра.

– Красивые, верно? – спросил Хассан. – Когда мой отец ухаживал за мамой, он отправил три баржи этих цветов вверх по реке Херат к ее двери. Папа сказал ей, что, когда они поженятся, он поставит свежие лилии во все комнаты дворца.

Кхепри закрыла глаза, глубоко вдыхая аромат.

– Они пахнут домом.

– Аль-Кханса, не так ли? – спросил он. Аль-Кханса был меньше столицы Херата, полный жизни город к югу от Назиры на берегу реки Херат. Он всегда был последней остановкой королевской семьи во время спуска по реке в начале сезона паводка.

Кхепри кивнула.

– Каждый год во время Фестиваля паводка весь город наполнялся ароматом голубых лилий. Торговцы продавали их у обочин, чтобы люди спускали их на реку вместе с подношениями. Говорят, что цветы обещают плодородный год.

Хассан нежно сорвал лилию. Он помнил последний раз, когда они с Кхепри остались наедине – смотрели на лагерь и детей. Как она коснулась его руки и склонилась, как финиковая пальма на пустынном ветру. Юноша отстранился, боясь позволить чему-то произойти, пока ложь о том, кто он, стояла между ними. Но теперь она знала. Ему нечего было скрывать от нее. Хассан протянул руку и закрепил цветок в волосах девушки.

Кхепри вздрогнула, цветок упал на землю между ними.

– Я… Ваша светлость… – пробормотала она.

Эти «ваша светлость» сразу же разрушили тепло и дружественную атмосферу между ними. Ничего не осталось от беззаботного смеха и близости, которая возникла в хератских лагерях в ту первую ночь на агоре.

Хассану напомнили, что не он один что-то скрывал в ту ночь.

Его рука все еще находилась возле щеки Кхепри. Он опустил ее.

– Что ты хотела сказать вчера, когда говорила, что было эгоистично не рассказывать мне о Божьем огне, когда мы впервые встретились?

– Нужно идти, – сказала Кхепри, опуская голову. – Остальные ждут.

– Кхепри.

Девушка сделал вдох, встряхнулась. Ее янтарные глаза, всегда обезоруживавшие Хассана, хранили что-то, чего раньше он не видел. Что-то напоминающее сожаление. Вину.

– Первые дни после приезда в Паллас Атос были худшими в моей жизни, – сказала она. – Если я не переживала за беженцев, то