– Пожалуйста, – снова сказал Реза, его глаза были широко распахнуты и смотрели на нее. Нет, не на нее. Сквозь нее. Его глаза были пустыми, невидящими. – Я не могу… боль… пожалуйста.

– Все хорошо, – успокаивала его Кхепри. – Все будет хорошо.

– Разве вы ничего не можете сделать? – спросила Пенроуз, глядя на целительницу. – Ожоги…

– Боль ему причиняют не ожоги, – ответила женщина, качая головой.

– Нет, – простонал Реза. – Нет, нет, нет, нет… Его нет. Совсем нет. Я его не чувствую. Я не могу… его нет! Они забрали его. Ничего не осталось. Ничего.

Он уронил руку Кхепри, его рука безвольно упала рядом. Мужчину начало трясти. Мягкие, почти нечеловеческие всхлипы вырывались из его горла. Звуки были невыносимыми, отчаянными, хриплыми вздохами человека на грани безумия. Хассан думал, что видел страдания, но не мог осознать то, что видел теперь перед собой. Он словно прирос к земле, отчаянно желая сбежать.

– Думаю, на сегодня хватит, – тихо сказала целительница.

Кхепри встала на ноги, отвернувшись от Резы, и вывела Хассана и Пенроуз обратно через занавески.

Только мгновение спустя Хассан обрел голос.

– Что… что с ним случилось?

Он все еще слышал подавленные стоны боли Резы. Кхепри взяла Хассана за руку, выводя его из палатки.

– Они называют это Божьим огнем, – наконец сказала она. Девушка обращалась как к нему, так и к Пенроуз. – Он выжигает из человека Дар.

Хассан резко сглотнул, глаза защипало. Тупой страх в голосе Кхепри и эхо стонов агонии Резы сказали ему все, что нужно было знать.

– Это сделали свидетели? – спросил он. Кхепри кивнула. Злость, которую Хассан не чувствовал со времени переворота, сжала его внутренности. – Это случилось во время переворота?

Кхепри покачала головой.

– Они не использовали его во время переворота, но тайно экспериментировали с тех самых пор. Сам Иерофан смотрит, как его последователи берут пленных одаренных солдат и держат их в огне. Видит, что это с ними делает. Сколько времени уходит на то, чтобы выжечь Дар.

Пустой взгляд Резы вспыхнул в голове Хассана. Он представил, каково это – медленно обгорать, как твоя кожа покрывается волдырями, а все, что ты можешь, – только кричать. Ярость рычала в его груди, пока юноша не почувствовал, что может ею подавиться.

– До нас дошли слухи, что Иерофан может помешать кому-то использовать Дар, – сказала Пенроуз. – Но выжечь его? Навсегда? Никто не думал, что такое возможно. Мы никогда о таком не слышали.

– Ско… сколько? – спросил Хассан. – Сколько людей пострадало от этого?

Кхепри покачала головой.

– Мы не знаем. Мы думаем, что Реза единственный выживший.

– Единственный? – спросила Пенроуз. – Они сожгли и убили остальных?

– Некоторых, – сказала Кхепри. – Другие покончили с собой. Говорят, что потерять Дар – худший вид агонии. Это не похоже на потерю части тела… это похоже на потерю части себя. Я видела, через что проходит Реза, и это словно пустота, медленно разрушающая его изнутри. Наши Дары не просто наша сила – они наша связь с миром. Без них мы просто… пепел.

Кожу Хассана покалывало. Он даже не знал, что у него есть Дар, до вчерашнего дня. Будет ли его потеря такой же для него? Это сложно представить, но агония Резы все ему рассказала.

То, что делал Иерофан, было поступком монстра.

– Ты знаешь, как они создали этот… Божий огонь? – спросила Пенроуз.

Кхепри покачала головой.

– Когда Реза спасся, он показал нам, где они его держали, но не думаю, что они его создали. По крайней мере не свидетели. Говорят, что Иерофан нашел его в руинах храма, куда он отвел своих самых верных последователей. Вот почему они называют его Божьим огнем – люди говорят, что пламя осталось на алтаре того древнего божества.

– Уверена, это еще одна ложь, – сказала Пенроуз. – Никто не поклонялся старому богу уже две тысячи лет. Я готова поспорить, что до того, как храм забрал себе Иерофан, никто почти столько же лет туда не ступал.

Кхепри покачала головой.

– Ну, откуда бы ни взялось это пламя, теперь оно в Назире. Мы думаем, есть только один источник, одно белое пламя, горящее постоянно. Прежде чем я сбежала, мы пытались его потушить.

– Что случилось? – спросил Хассан.

– Реза говорил нам, что они хранят Божий огонь в главном храме Назиры, – сказала Кхепри. – Мои товарищи проникли туда под покровом ночи. Мы с братьями остались на улице возле храма, чтобы стоять на страже, пока остальные тушили пламя. – Девушка закрыла глаза. – Я помню, как было темно. Безлунная ночь.

Хассан шагнул к Кхепри, когда ее лицо исказилось в гримасе.

– Патруль свидетелей, несущий факелы с Божьим огнем, нашел нас у храма. Мы с братьями отбивались от них. Один из них перевернул купель с елеем. Он бросил туда факел и…

Она замолчала, глаза распахнулись, и взгляд стал далеким, словно девушка вернулась в главный храм, переживая заново ту ночь.

– Последовала ослепительная вспышка света, ярче солнца, и звук, словно трескалась земля. Нас сбило с ног, и я видела только дым и белое пламя на том месте, где когда-то стоял храм. Мы с братьями сбежали. А наши товарищи внутри… они так и не выбрались.

Кхепри встретилась взглядом с Хассаном, ее глаза были затуманены болью.

У Пенроуз вырвался тихий вздох.

– Это хуже, чем все, что мы представляли.

– Это хуже даже этого, – сказала Кхепри. – Потому что теперь, когда они его испробовали в действии, мы знаем, что свидетели собираются сделать с одаренными. Захват города – только первый шаг. Следующий – поджог. Они собираются выжечь Дар из всех жителей, оставшихся там. Тогда… они сделают то же самое с остальным миром, если у них все получится.

– Час расплаты, – тихо произнес Хассан дрожащим голосом. Он помнил слова свидетелей у храма Палласа. Пророков больше нет, и одаренные последуют за ними.

Юноша закрыл глаза и увидел бледные языки пламени в своем любимом городе, оставляющие за собой пепел. Он увидел лицо матери, искаженное агонией. Он услышал пронизывающий до костей крик отца. Представил, как наконец воссоединяется с ними лишь для того, чтобы они повернулись и посмотрели прямо сквозь него пустым взглядом Резы.

– Нам нужно узнать все, что можно, о Божьем огне, – быстро сказала Пенроуз. – Я хочу еще раз поговорить с твоей целительницей. Принц Хассан?

– Я останусь здесь. – Он не мог вернуться в темную палатку. К пустому взгляду и преследующим мольбам Резы. Видениям агонии и огня, вспыхивающим в его голове, когда он думал о родителях.

Пенроуз исчезла в палатке, не говоря больше ни слова. Кхепри хотела последовать за ней, но Хассан протянул руку и схватил ее за запястье.

– Почему ты раньше ничего не рассказала мне об этом? – резко спросил он. – То есть когда ты… – Он не договорил, гнев был слишком сильным, чтобы