— Помнишь: берег, рыбачьи лодки, уха из живой скумбрии, сухой мускат «осхи»! Как далеко сейчас это чудное мгновение!
Катков был тогда крайне удивлен, что я работаю на заводе, занимаюсь ремонтом танков.
— Не знаю, как ты, — говорил он, — а я не могу сидеть и ждать. Я так и написал в рапорте, когда начался набор добровольцев в морской полк. Капитан поежился, но отпустил. У нас в дивизионе много объявилось добровольцев. Я сам подобрал себе взвод. Погляди, что за орлы! — он показал на машину. — Готовимся к плаванию. Сейчас вот пулеметы получили. Говорят, что сняты с Тираспольского укрепрайона. Думаю, что у нас-то их никто не снимет.
Выпалив все это залпом, он заторопился, так как часовой уже открыл ворота.
— Ну, до свидания, дружок, еще увидимся, поговорим.
Из кабины тронувшейся машины он прокричал мне:
— Учились, трудились, мечтали, а теперь все вверх тормашками пошло.
Он как будто радовался тому, что так случилось. Увидев Осипова, вышедшего из здания управления порта, Катков мгновенно скрылся в кабине и помахал мне из нее кончиками пальцев.
— Все-таки с нами? — кричит он теперь, подбегая ко мне. — Взыграло ретивое — не выдержал?
— Ну что, где полк? — спрашиваю я, здороваясь.
— По сухопутью своей тягой дует вдоль железной Дороги. А я, как видишь, механизировал взвод. Полковник прислал на помощь. Приказал держаться до приказа… Вот уж кого не ожидал встретить! Эх, по такому случаю распить бы сейчас бутылочку нашего любимого «пиногри», помнишь, как бывало в подвальчике на Дерибасовской? Но ничего, вспомним еще с тобой чудные мгновения, поговорим о прошлом и будущем! — Катков в восторге трясет меня за плечи и тут же по своему обыкновению начинает подначку: — А ты что, голенький к нам явился? Где ж твои инструменты? Нет, брат, пушка у борта не та — калибр маловат, — издевается он над моим дамским браунингом. — У нас каждый участвует в оркестре со своим инструментом. Вон погляди на моих орлов!
Он подзывает своих моряков. Я смотрю на обступивших уже нас краснофлотцев и действительно начинаю чувствовать себя среди них, в своем танкистском комбинезоне, «голеньким». Поверх синих фланелек моряки по нескольку раз опоясаны пулеметными лентами, все обвешаны патронташами, гранатами, автоматными дисками. Диву даешься, как они только ходят под тяжестью всего этого вооружения.
— Что тут такое? — спрашивает кто-то из-за спины Каткова.
— Да вот, читаю сухопутнику устав корабельной службы — без оружия явился, — объясняет Катков.
— Не принимать!
Катков подначивает:
— А он еще автомат просит.
Раздаются голоса:
— Не выйдет!
— Отослать назад, доложить полковнику!
— Тоже нашелся!
Под комбинезоном моих командирских знаков различия не видно, и поэтому меня не удивляет, что краснофлотцы не стесняются в выражениях.
— Вот видишь, как у нас встречают голеньких! — подмигивая мне, говорит Катков.
Я показываю на свои замаскированные под копны танки, отшучиваясь, спрашиваю:
— А разве эти станки с полным набором инструментов у моряков не идут в счет?
Мгновенно поднимается буря восторгов. Краснофлотцы кричат: «Ура!» «Качать танкистов!»
Катков, конечно знал, что я тут с танками, и решил разыграть меня, так сказать, в порядке краснофлотской самодеятельности.
Мы сидим под кормой танка-копны. Катков интересуется нашими планами. Я предлагаю ожидать атаки немцев, отражать ее с места. К нам подходят три краснофлотца из резерва. Посредине идет моряк богатырского сложения и роста. На спине его висит баян, а на шее — ручной пулемет, от перевеса ложи задирающийся стволом к лицу. По бокам его, с автоматами на шее, идут тоже немаленькие краснофлотцы, похожие друг на друга, как близнецы.
— Ох, чувствую я, что сегодня дело у нас будет с музыкой! — говорит мне на ухо Катков и кричит: — Кирюша! Как твое мнение, атакнем?
Оба близнеца. вопросительно поглядывают на гиганта.
Кирюша помалкивает, играет пальцами на стволе пулемета, как на клавишах, легонько отталкивая его от лица. Наконец, говорит:
— Атакнем, товарищ политрук!
— Атакнем! Атакнем! — дружно поддержали сопровождавшие его.
Меня испугали возгласы одобрения моряков, которые вновь гурьбой обступили нас:
— Правильно! А то опять уйдут, как на полустанке.
— Поднять авральчик, пока они там еще не разобрались!
— Чего ждать? Атакнем!
С досадой на Каткова я подумал: «Раззадорил, теперь опять сорвутся», — и, потянув его за рукав, зашептал:
— Брось подначивать, видишь, уже атаковать собираются!
— Ну, что ж! Давай выбьем немцев из села, — предложил он.
— Правильно! Опередим их, — поддержал Жариков.
Шесть наших легких танков и около сотни моряков — это было все, что закрывало дорогу на город, пока полк двигался на новый рубеж. Поэтому, когда заговорили об атаке, первой моей мыслью было не допустить ее, но я тут же почувствовал, что если буду против атаки, меня просто сочтут трусом и я навсегда потеряю доверие у моряков, которые только что восторженно приветствовали меня как танкиста. Сначала я подумал: «Вот если бы здесь был Осипов!» Но Осипова не было, и я смалодушничал. А потом меня самого заразил этот порыв моряков: атаковать, выбить противника из села! Но все-таки я не совсем потерял голову. Катков предлагал, не мудрствуя лукаво, атаковать село прямо с гребня, то-есть бежать на виду у противника полтора километра. Это было уж явное безумие: ни один не добежал бы до села. Мне удалось уговорить моряков атаковать село балкой, для чего надо было взять километра два-три вправо. Чтобы не оставлять дорогу на город совершенно открытой, решили взять в атаку только четыре танка и два взвода краснофлотцев.
— Долой фланельки! — крикнул Катков. — Пойдем в тельняшках!
— Вот это правильно!
— Пусть немцы видят матросскую грудь!
И спустя минуту на поле среди копен выросли темные кучки сложенных по отделениям фланелек.
Мы торопились, чтобы немцы нас не опередили атакой. Но на полпути к Черногорке я услышал гул минометных разрывов, доносившийся к
