— Так вот оно что! — воскликнул я. — Значит, вы и есть та самая Маша!
— Какая это «та»? — с задором спросила она.
— Та, о которой Ваня прожужжал мне все уши.
— Вот как! — вспыхнула Маша.
Покраснев, она бросила на дрожащего в лихорадке Кривулю угрожающий взгляд, но сейчас же смягчилась и положила ему на лоб руку.
У Кривули зуб не попадал на зуб, но он все-таки попытался поймать губами руку Маши.
— Она! Она! — едва выговорил он.
— Теперь мне понятно, почему вы так добивались, чтобы вас вычеркнули из этих списков, — сказал я.
— Вот и неверно! — запротестовала она. — Ваня и сейчас уговаривает меня ехать.
Она начала мне горячо доказывать, что осталась не из-за Кривули, а потому что на танках надо заменять всю электропроводку, что один Каляев с этим делом не справится — может получиться задержка, что к Кривуле она заглянула только на минутку — целые дни носится с Каляевым по заводам и мастерским города в поисках проводов и изоляционных материалов.
Я пытался было заикнуться о том, что любовь не боится войны, что влюбленные еще лучше воюют и работают, но она категорически заявила, что личные мотивы у нее не играют никакой роли; так она и сказала: «личные мотивы».
Кривуля не вмешивался в наш разговор. Он все время стучал зубами, с нежностью поглядывая на Машу, и все просил ее, чтобы она потеплее укрыла ему ноги.
* * *Большой зал заседаний Военного Совета был полон народа. Собралось все армейское и морское командование, секретари и члены бюро областного и городского комитетов партии, председатели облисполкома и горисполкома, почти все директора и главные инженеры заводов машиностроения, представители промкооперации.
Гражданские «поставщики» занимали одну сторону зала, военные «заказчики», начальники отделов родов войск — другую. За столом — Военный Совет.
Заседание открыл командующий армией. Он предоставил слово контр-адмиралу. Тот обратился сразу к гражданской стороне зала:
— Товарищи, инженеры и техники!
У контр-адмирала хмурый, неприветливый вид, но говорит он очень мягким, приятным голосом.
— Одесса по сухопутью отрезана от баз снабжения… Ждать, пока нам доставят все необходимое морем с Большой земли — нельзя; это было бы преступлением перед народом… Мы должны здесь, в условиях осады, сами изготовлять танки, минометы, мины, гранаты — все, чем можно обороняться, все, чем можно уничтожать врага… Кто поддержит неоценимый почин Январки, уже давшей защитникам города танки? Какой завод, когда и что может дать армии? — спросил он и стал ждать ответов.
Раздалось несколько несмелых голосов:
— А как быть с эвакуацией?
— Все оборудование уже отправлено…
— Все наши мастера уже за морем…
Эти голоса покрыл бас нашего главного технолога:
— Дайте образец миномета, и Январка через десять дней начнет серийное производство.
— Десять дней — много, — перебил его. сидевший рядом с контр-адмиралом худой, по-матросски коротко остриженный вице-адмирал.
Оказалось, что это сам командующий Черноморским флотом.
— Слышите, что говорит командующий? — спросил контр-адмирал.
— Дадим вам семь дней, — сказал командующий флотом тоном приказа.
Он повернул свою коротко остриженную голову к окну. В зал доносился отдаленный гул береговых батарей Чебанки. Вице-адмирал прислушивался к нему, как бы раздумывая: не ошибся ли он, не слишком ли большой дал срок, может быть, через семь дней уже будет поздно?
— Не больше семи дней, — отвернувшись от окна, негромко, обыденно сказал вице-адмирал.
Слово было предоставлено заказчикам — начальникам родов войск. Артиллеристы требовали мин, гранат, запалов, инженерные войска — противотанковых и противопехотных мин, пакетов малозаметных препятствий. Потом выступали представители заводов, заявлявшие, кто и какие заказы берет на себя. Январцы заявили, что, кроме танков и минометов, они берутся сделать еще бронепоезд.
— А что у вас для этого есть? — спросил командующий.
— По правде сказать, ничего, кроме желания рабочих, — сказал Пантелей Константинович.
— Остальное все эвакуировано, — дополнил его директор завода.
— Ну, что ж, желание это тоже хороший инструмент, — командующий улыбнулся. — Значит, надо записать за вами и бронепоезд, — сказал он.
Военный Совет объявил свое решение: все директора заводов остаются в Одессе, кто не закончил эвакуации своего предприятия — заканчивает ее, одновременно налаживает производство вооружения, используя для этого не подлежащее эвакуации оборудование. Для восстановления механического цеха Январки, оборудование которого эвакуировано, Военный Совет предложил собрать станки, оставшиеся на других заводах.
Прошло не-более двух часов после того, как Военный Совет вынес это решение. Вернувшись на Январку, я заглянул в заводской партийный комитет. В коридоре, у дверей кабинета секретаря толпились рабочие, мастера, инженеры. Кто-то, выскочив оттуда, прокричал:
— Петров!
— Пропустите! Пропустите! — заволновался токарь Петров, протискиваясь к дверям.
— В основном оставляют слесарей! — торжествующе объявил кто-то.
— Я старый оружейник, — уверял один глуховатый мастер-старик.
— Откуда это? — удивленно прокричал ему в ухо другой пожилой мастер.
— Вот тебе и на! Все время возился с ружьями.
— Это он со своими охотничьими, — засмеялся третий.
В кабинете секретаря происходило заседание партийного комитета. Решался вопрос, кого из коммунистов надо оставить на заводе.
* * *Вечером нас вызвали в обком партии. В кабинете секретаря обкома — как на военном складе. Представители армии привезли все образцы вооружения, которое решено изготовлять на заводах города. Посреди комнаты стоит на плите батальонный миномет с задранным кверху стволом, на столе лежат пучки хитро сплетенной проволоки, гранаты, минные и гранатные взрыватели и тут же, как на прилавке гастрономического магазина, расставлены консервные банки с надписью на этикетках: «Икра», «Халва», «Маргарин» — и банки поменьше: полукилограммовые, с яркими помидорами на этикетках, и двухсотграммовые, из-под консервированных паштетов.
Я с недоумением поглядываю на всю эту витрину.
— Чем удивлены? — спросил полковник Славутин.
— Не пойму, к чему этот камуфляж.
Полковник
