У каждого племени есть, помимо общих работ, какая-то своя специализация. Кто-то разводит овец и снабжает другие племена шерстью для вязания тёплой одежды и обуви на прохладную зиму, где-то — великолепные мастера по выделыванию шкур, в каких-то племенах разводят верховых животных и так далее. Особым уважением пользуются умелые кузнецы, могущие не только вьючных животных подковать, но и выковать оружие, предметы для сельхозработ, домашнюю утварь. Обмен изделиями происходит на ярмарках, которые проводятся два раза в год: весной и осенью. Но, конечно, никто не запрещает при необходимости самому прийти в нужное племя и договориться с умельцами о необходимых товарах. И, кстати, в каждом племени есть свои художники, музыканты и поэты-сказители, среди которых на ярмарках проводятся своего рода конкурсы. И Шаттин был очень горд, что на последнем конкурсе среди поэтов победил сказитель из его племени.
— Я прикажу ему создать балладу о вас, Светлейшая, — закончил свой рассказ Вождь. — Он будет счастлив от оказанной чести.
Я только улыбнулась в ответ.
Пока Шаттин говорил, темнота сгущалась, становилась всё плотнее, непроницаемее, я уже с трудом видела лицо сидевшего рядом мужчины.
И вдруг из-за крон деревьев появилась огромная луна и осветила поляну серебристым мерцающим светом.
Я изумлённо огляделась. Ощущение было, что кто-то включил лампу, так ясно стало видно каждую травинку, каждый лист на дереве.
— Как красиво, — прошептала я.
Шаттин только улыбнулся, и мы замолчали, слушая, как оживает ночной лес.
— А теперь — спать, Лунная Дева, — внезапно нарушил тишину Вождь. — Неизвестно, что нас ждёт завтра. Вам нужно отдохнуть.
Я вздохнула: он прав. Хоть и не хотелось отрываться от созерцания такой красоты, а отдохнуть, действительно, не помешает. Кто знает, что завтра Гэттору в голову взбредёт.
— Спокойного сна, — сказала я, ложась и укрываясь с головой одеялом.
— Спокойного сна, — успела услышать в ответ и — уснула.
…Я сидела на краю большого пушистого облака, свесив ноги, и смотрела вниз, на землю, где в неприступном каньоне текла широкая и бурная река. В реке плескалась ослепительно красивая девушка. Ослепительно — в самом прямом смысле. Даже отсюда, сверху, я видела радужное сияние, исходившее от её прекрасного тела. Длинные волосы развевались на ветру, совсем не намокая от летящих от воды брызг. Весёлый смех звучал волшебной музыкой, хотелось закрыть глаза и слушать его бесконечно.
На берегу, преклонив колени и опустив голову, стоял молодой парень, и по его напряжённой фигуре было видно, как же хочется ему посмотреть на девушку, и с каким трудом он удерживается, чтобы не кинуться к ней в воду. Одна рука его была сжата в кулак, второй он вцепился в гриф лежащего рядом музыкального инструмента, очень похожего на лютню, так, что костяшки пальцев побелели.
Вволю наплескавшись, девушка вышла на берег, совсем не стесняясь своей наготы. Провела руками вдоль изгибов тела, стряхивая воду, подошла к юноше, залилась серебристым смехом:
— Я вижу, ты справился с моим условием, менестрель. Ни разу не взглянул на меня, пока я купалась. Чего ты хочешь за это?
— Ты знаешь, чего я хочу, прекрасная Эллэйра, — ещё ниже склонил голову парень.
Эллэйра? Богиня, младшая сестра Эйдэйлера?
— Знаю, — усмехнулась юная прелестница. — Ты жаждешь моего поцелуя. Но поцелуй Богини надо заслужить.
— Разве я не заслужил его, прекрасноликая? Уже много лет я выполняю все твои желания, складываю о тебе баллады, развлекаю тебя длинными вечерами. Неужели моя преданность не достойна твоего поцелуя?
Эллэйра провела рукой по густым волосам своего поклонника, намотала на палец прядь, потянула кверху, поднимая парню голову:
— Почему ты не смотришь на меня, Энтэнис? Ты же хочешь меня увидеть?
— Я не смею, божественная, — прошептал тот, закрывая глаза. — Смертным нельзя оскорблять взглядом обнажённую Богиню.
— Да? — насмешливо спросила девушка. — А подглядывать в купальне можно?
Менестрель вспыхнул до корней волос, а Богиня фыркнула и отпустила прядку, и парень снова сгорбился, почти уткнувшись лицом в колени.
Эллэйра повела рукой. Вокруг неё образовалось туманное облачко, а когда туман рассеялся, её тоненькая фигурка оказалась задрапированной в лёгкое безрукавое платье.
— Смотри, менестрель, — сказала она, отстёгивая что-то от платья. — Видишь эту брошь?
Энтэнис поднял глаза и посмотрел на лежащее на ладони Богини украшение.
А она вдруг размахнулась и бросила брошь далеко в реку, на самую стремнину:
— Сумеешь её найти, обещаю — будет тебе не только поцелуй. В покоях моих ночь проведёшь. Не найдёшь — что ж, значит, ты и поцелуя недостоин.
Менестрель вскочил и, отбросив лютню, кинулся в воду, на ходу скидывая одежду. Эллэйра посмотрела ему вслед, рассмеялась и — исчезла, растворившись облачком в голубом небе.
А я вдруг оказалась в огромном зале. Кругом царил полумрак, и только дальний конец зала, там, где стоял высокий трон, был освещён мягким светом.
На троне сидел крепкий мужчина средних лет. А возле трона, на полу, распласталась рыдающая в голос Эллэйра.
— Отец, пожалуйста, помоги ему! Прошу тебя! Накажи меня, как хочешь, только спаси его!
— А о чём ты думала, глупая девчонка, давая ему невыполнимое задание? — сурово спросил отец. — Ни один смертный не может справиться с течением реки Времени. Оно слишком бурное для них.
— Не знаю, отец, — простонала девушка. — Я просто хотела пошутить. Думала, он не найдёт брошь, и я…
— И ты опять будешь насмехаться над ним, совсем не думая о том, каково ему выслушивать твои насмешки? Сколько лет он был рядом с тобой, выполняя все твои желания?
— Сорок, — прошептала юная Богиня.
— Сорок лет короткой человеческой жизни он посвятил тебе: писал баллады, развлекал, выполнял твои желания, терпел колкости. Но ему пришлось погибнуть, чтобы ты поняла, какая удивительная душа была рядом с тобой всё это время. Зато сейчас он, наконец-то, свободен от твоих капризов. Зачем мне возвращать его? На новые мучения?
— Нет! Нет, отец! Я клянусь, больше никогда я не задену его злой насмешкой! — вскинулась Эллэйра. — Я… Я люблю его, отец. Умоляю, верни его!
— Богам нельзя любить
