— Сарахид, один точечный удар, и… — начал Ардира.

Раздался хлопок, не давший ему договорить: арахнид перестал подавать признаки жизни, и сколоморф поднял омерзительную голову, напоминающую человеческий череп, с четырьмя боковыми жвалами вокруг рта, приготовившись к пиршеству. На паучьем брюшке что-то копошилось: сначала показалось, что это внутренности павшего животного, но в следующий миг из массы выскочил маленький, размером с кошку, паучок. Ринельгер впервые оказался свидетелем такого зрелища: молодой арахнид вцепился в мясо между защитными пластинами, сколоморф дёрнулся, отпуская тело мёртвой мамаши, из которого вырвалось до десятка паучат. Судьба охотника была предрешена.

— Они слепые, командир, — тихо сказала Сенетра, прикусив нижнюю губу. — И заняты едой.

— Пройдём тихо, — догадался Ардира, сохраняя удивительное спокойствие. — И никто не пострадает.

— Мимо этих тварей? — Фирдос-Сар крепче сжал секиру. Они с Сенетрой до жути боялись пауков, особенно гигантских. Ринельгер находил это отчасти забавным: его соратники были далеко не детьми. Хотя сейчас он мог их понять. — Может, чародей вырубит их всех?

— Меня хватит максимум на двух, — протянул Ринельгер, всматриваясь в пирующих паучат. — Пока они жрут, у нас есть шанс. Давайте.

— Пошли, — сказал командир и направился первым.

Арахниды сильно увлеклись свежим мясом, ещё и в таком небывало большом количестве. Ардира и Ринельгер боком, упираясь в стену как можно плотнее, обошли кровавое пиршество. Следом, не дыша, проскочила Ирма. Фирдос-Сар, вытащив монету, подбросил её и показал результат Сенетре. Рунарийка беззвучно выругалась и полезла первая.

Не поделив какое-то лакомое местечко на теле сколоморфа, два арахнида сцепились и покатились прямо к ногам Сенетры. Взвизгнув, совсем как крестьянская девка, а не боевой наёмник, она ударила мечом по ним сверху, не мешкал и Фирдос-Сар, опустив на паучат секиру. Коридор наполнился звоном металла, клинки, разрубая нежную плоть молоденьких чудовищ, встретились друг с другом.

— Проклятье, — прошипел Ардира.

Такое маленькие твари проигнорировать уже не могли, с ещё дёргающегося в предсмертных конвульсиях сколоморфа, слезли пятеро арахнидов и, щёлкая хелицерами и перебирая маленькими лапками, засеменили к рунарийке и сарахиду.

Самого прыткого сбил с курса Ринельгер, пустив импульс, второго срубил Фирдос-Сар: он дрожал, боялся, но имел привычку заглушать ужас яростью. Сенетра не была готова встречаться с таким страхом лицом к лицу. Меч дрогнул, она слабо размахнулась, и третий арахнид, словно змей, сделал стремительный выпад и укусил её чуть ниже колена.

Чудовище пронзил импульс — Ирма, наконец, открыла свои таланты. Жестикулируя и надвигаясь на тварей, остварка наложила энергетический барьер на падающую рунарийку. Ринельгер, бросив пару заклятий в поддержку ворвавшемуся в битву Ардире, подскочил к Сенетре.

Он сорвал с неё сапог, вздёрнул штанину — арахнид пробил клыками ткань и кожу. Сжав пальцы, Ринельгер поднёс руку к ране, нащупал энергией заражённую кровь и резко выдернулся её из тела, выплеснув на свой нагрудник. На миг его взор заняло видение битвы: несколько тысяч солдат, легионеры оттесняли воинов Святого Воинства, Сенетра кричала и выпустила из рук молнию — блеск ослепил — несколько солдат попадали замертво. Снова подземелья.

Отряд разобрался с агрессивными арахнидами, двое из оставшихся решили не нападать, сочтя, что пищи с тел матери и сколоморфа им хватит за глаза…

— Клянусь Лероном и Заласом, — пробубнила Сенетра, устремив взгляд куда-то вдаль, — мы все здесь помрём…

Ринельгер пощупал пульс — слабоватый.

— Движемся дальше, — бросил Ардира, не отрываясь от оставшихся арахнидов.

Сенетра попыталась встать, но нога с раной соскользнула, и рунарийка плюхнулась на пол.

— Выглядишь совсем худо, — тихо произнесла Ирма, садясь рядом и обнимая её за плечи. — Её укусили?

— Командир! — крикнул Ринельгер.

— Да? — Ардира встрепенулся и с большой неохотой отвернулся от чудовищ. — Боги, вашу мать…

— Нужен привал, — сказал Ринельгер и обратился к Сенетре: — Присядь.

Рунарийка умела вляпаться: самое ужасное — энергетическое голодание. Ринельгер не знал такой болезни, в Анхаеле этому не учили, но чувствовал себя обязанным вылечить Сенетру и не дать загнуться от чего-либо ещё. Долг лекаря весьма сильная штука, сильнее всего остального, особенно страха, — и Ринельгер справлялся безупречно.

Чародей порылся в мантии — всего один флакон, к счастью, полный. Он сжал его в кулак: если отряд в ближайшее время не выберется на поверхность… «Даже не думай об этом», — мелькнуло в голове, и он поднёс пузырёк с лекарством к потрескавшимся губам Сенетры.

Рунарийка послушно выпила весь флакон и закрыла почерневшие веки. Ринельгер зажмурился, пытаясь побороть кольцо боли, что сжимало его голову. За руку Сенетру держала Ирма, а за спиной чародея наблюдали Ардира и Фирдос-Сар — дыхание сарахида вместе с нервным бормотанием командира было отчётливо слышно в абсолютной тишине, повисшей в подземельях. Сенетра открыла глаза.

— Последний? — она вглядывалась в лицо лекаря. — По-твоему лицу вижу, что последний… Спасибо.

Сенетра повернулась к Ирме, и Ринельгер заметил, как сильно рунарийка сжала той руку.

— Чародей, доложись, — послышался командирский голос Ардиры.

«Да уж, — подумал Ринельгер, — интересно, под командованием кого из паладинов Аммелит он когда-то служил?» — и вслух произнёс:

— Эликсиров больше нет, командир, нет мазей и настоек. Я совершенно пуст.

— Проклятие, — проворчал Ардира, повернувшись в то направление, куда двигался отряд. — Еды нет, лекарств тоже. Скоро и вода кончится… всё хреново.

— Нужно идти дальше, командир, — проговорил Фирдос-Сар. — Мать его, должен быть выход. Эти твари нашли же его…

— Мы прошли… примерно несколько часов, — внутренние часы Ардиру никогда не подводили. — Начинаешь уже и сомневаться в том, что отсюда вообще можно выбраться. Рунарийка, идти можешь?

— Нет, ближайшее время нет, — сказал Ринельгер. Ардира взглянул на чародея с таким мрачным выражением лица, что тот отвернулся.

— Я возьму её, — протянул Фирдос-Сар. — Только если ты, пташка, отпустишь Каштанчика.

Сенетра, закрыв глаза, до сих пор сжимала руку Ирмы. То ли от послешокового состояния, то ли просто так, потому что нравилось — Ринельгер не мог сказать точно, её кровь теперь шептала слишком тихо, чтобы прочитать её. Он заставил Сенетру разжать пальцы, и тогда Фирдос-Сар, вручив свою секиру Ардире, нежно поднял рунарийку на руки.

— Следи за её состоянием, Ринельгер, — сказал командир. — А ты, — он обратился к Ирме, — пока что ты становишься частью отряда. Прикрывай сзади.

Остварка кивнула. Ринельгер ещё раз повернулся к Сенетре, она уже уснула на огромных руках сарахида. Чем же её так привлекла каштановолосая остварка, примитивно прозванная Фирдос-Саром Каштанчиком? Быть может, Сенетра видела то, что видел Ринельгер и, скорее всего, Зерион, может быть, даже больше, когда рухнули чары с Врат. Рунарийцы куда чувствительнее к Мощи, чем представители какой-либо ещё расы, проживающей в Цинмаре.

Ирма казалась чем-то большим чародею, хотя он и не верил в какую-либо избранность — героями, как говорится, не рождаются, ими становятся. Ринельгеру не хотелось в этом признаваться, но на него всё же производили большое впечатление героические эпопеи: завоевание Цинмара рунарийским королём Валемертом, победа Таларина оун Деллан