Прозрачная жидкость переливалась в свете магического огонька, и чародей, откупорив её, протянул Ирме.
— Пей, — слабость так и не отпустила его полностью. — Поможет тебе прийти в себя.
Дрожащими руками она взяла пузырёк и поднесла к губам. Ринельгер кашлянул и осмотрелся: повсюду лежали расколотые камни, покрытые пылью, осевшей на них после обрушения. Но это не было тупиком: небольшой проход оставался и вёл во тьму подземелий, наверняка к тому, что охраняли Врата Мощи. Повезло ли так остальному отряду?
— Нужно идти, ученица, — сказал Ринельгер наконец, — найти моих соратников. Или выбраться отсюда. Одно другого не исключает.
Ирма, посидев ещё немного, выкинула флакон — стекло, сработанное в Анхаеле ещё в Век Гнева, разбилось, разлетаясь тысячью осколками по пещере. Он был выполнен в форме змея, кольцами обвивающего цилиндрическое основание — такой лился чародеями Ордена Драконьей Погибели и являлся настоящей редкостью. Год назад за этот пузырёк Ринельгеру пришлось сражаться с грифоном — обезумевшее животное сорвало сумку с его груди в порыве атаки. На крышечке флакона, которая до сих пор оставалась в руке чародея, аккуратно были выжжены маленькие слова: имя чародейки, подарившей старинную вещь. Ринельгер всегда подолгу рассматривал слова, крышку, когда брал в руки этот флакон — источник воспоминания, этот флакон он ценил порою больше жизни.
Ринельгер и Ирма медленно следовали за магическим светлячком, лениво освещавшим каменную породу; постепенно завалы отступали, показалась древнейшая плитка, присущая ранним ригальтерийским постройкам — узоры, напоминающие тонкие веточки, тонули в рельефе, будто истерзанном инеем. Древние рунарийцы любили плавность, тягучесть, бесконечную пляску образов, уносивших созерцателя в далёкий полёт мысли — эта игра занимала, рунарийцы жили ею, ею же они поставили почти весь Цинмар на колени.
Встречались и руны. Они говорили, но говорили на забытом языке. Что хотели они сказать незваным гостям подземелья, какую историю через несколько веков хотели поведать? Или о чём-то предостеречь. Время стёрло в памяти знания предков. Кто знает, предвидели ли они наступление Кровавой Ночи?
Ирма, казалось, сейчас находилась в другом месте: она была бледная, взгляд потухших глаз устремлён в пол. Силы к ней возвращались медленно.
Коридор расширялся, завалы остались позади, Ринельгер увидел свечение факела и услышал глухие голоса. Отряд не погиб, не стали эти подземелья ему могилой: Фирдос-Сар вытянулся во весь рост, придерживая горящий факел над головой, у стены стояли, склонившись над телом, Ардира и Сенетра.
— Нужно найти Ринельгера, — услышал чародей Сенетру. — Поищем под завалами, командир, нам нельзя оставлять его.
— Чародей, чтоб тебя! — рявкнул Фирдос-Сар.
— Ринельгер? — Сенетра обернулась, её большие глаза были красными от перенапряжения, и Ринельгер мог себе представить, как жутко у рунарийки болела голова.
Чародей опустил взгляд на Зериона: он напоминал сушёный чернослив — бледная кожа стянулась, где-то сморщилась, губы потрескались, и в них застыли кровавые дорожки. Ринельгер присел перед рунарийцем на одно колено, прикоснулся — ни капли крови в его жилах не осталось — и закрыл глаза. Пальцы затряслись — в сердце чародея переплелись колючая вина за причинённую смерть и восхищение от того, что получилось совершить. Кровавая жертва, но во имя чего-то нового, плата за могущество — смерть иных и даже собственная… Амилиос всегда предупреждал, что не стоило играться с магией и изменять то, что было придумано тысячу лет назад.
— Проклятие, — прошептал Ринельгер, мотнув головой в попытке отделаться от наваждения.
— Мы так и не поняли, что это, — произнёс Ардира, услышав шёпот чародея. — Тот… кригаален, наверное, наложил боги знают какие чары.
— Может быть, — глухо отозвался Ринельгер, открывая глаза. — В любом случае, кригаален мёртв.
— И Зерион тоже, — бросил Ардира, сплёвывая. — Сарахид, туши факел и поищи камней… не хочу вот так оставлять рунарийца.
Фирдос-Сар откинул потухший факел и молча приступил к выполнению приказа командира. Ринельгер ещё какое-то время вглядывался в стянутое кожей лицо Зериона, пытаясь хоть ради какого-то приличия перед богами подавить чувство восхищения собственной силой.
— Девчонка выжила, — Ардира, наконец, обратил внимание на Ирму, — Боги имеют чувство юмора.
Послышался звон кинжала.
— Нет, Ардира, — вставила Сенетра. — Не надо.
— Да, не надо, — Ринельгер поднялся.
Ардира стоял с длинным норзлинским кинжалом наизготовку, Ирма, ещё слабая, спряталась за спиной Сенетры. Командир с недоумением оглянулся к чародею.
— В чём дело?
— Она вытащила меня, — Ринельгер обошёл командира и встал рядом с Сенетрой, заслоняя обеих женщин. — Я обязан этой девушке жизнью, как бы это странно не звучало. Возьмём с собой. Она могучая чародейка, а Зериона мы потеряли… она может занять его место.
Ардира помедлил, еле заметно из-за бороды пожевал челюстью. Аорин мог распорядиться дополнить отряд каким-нибудь ушлым наёмничком, мальчишкой, сбежавшим с разорённых господских ферм и не державшим ничего острее тупого колуна. Чародейка из Святого Воинства хоть и не заменила бы Зериона, но всяко лучше, чем ничего.
— Ты прав, чародей, — Ардира убрал кинжал. — Поговорим об этом позже… после проводов Зериона к богам нам нужно придумать, как выбраться отсюда. Отдыхайте… мы с сарахидом поищем камни…
— Я помогу, — пробормотал Ринельгер. Внутрь закрался укор, и самое малое, что чародей мог сейчас сделать, это участвовать в сооружении могилы для павшего соратника. Ринельгер точно не знал, что убил Зериона: в момент, когда кригаален крутился вокруг, а в свете факелов сверкали его острые мечи, он даже не подумал, потеряв контроль над собой. «Что, если Амилиос прав?», — мелькнула мысль, которая Ринельгеру тотчас не понравилась. Был бой, отряд почти разбили, а тот кригаален — опаснее зверя. Чародей сделал всё ради того, чтобы они не понесли куда большие потери.
«Цель оправдывает средства». Ринельгер повторял этот девиз всякий раз, когда испытывал воздействие кровавых чар на пойманных им в путешествиях грызунах, когда посылал заклятия во врагов отряда, когда видел, как Фирдос-Сар добивал раненых или как Ардира оставлял на верную смерть временных компаньонов. Ужасные картины, чередующиеся в последние годы одна за другой, рано или поздно становятся привычными, особенно когда убеждаешь самого себя в нужности всего этого бесчинства.
Скоро отряд накрыл камнями Зериона; Фирдос-Сар, проделав наконечником древка дырку в стене над могилой, вставил туда факел и зажёг его. Прозвучали скупые последние слова, все понимали — сейчас они пустые, и Зерион не нуждался в них теперь.
Только подумать, как неожиданно забирает из жизни смерть: десятки лет тяжёлой войны, четыре года алого кошмара, где всё стремится тебя убить, и Зерион пал в бою с какими-то
