— Есть участь и пострашнее смерти, — произнёс Михаэль, сжимая меч и буравя Эссу ненавистным взглядом.
— Действительно, — Ринельгер встал, перехватил ручку серпа. — Вирра не умерла… Она была уничтожена. Без остатка. А ты… ты ещё можешь ходить, говорить, думать и мечтать.
— Я умер на мосту, — Михаэль обошёл оранжерею, встал у дальней стены. — А вы как хотите… Будущего ни у кого из нас всё равно нет, — он припал на колени, вонзил меч перед собой и закрыл глаза. — Святая Нерида, Владычица Аромерона, пусть моя проклятая душа очистится перед Твоим взором…
Эсса расстеряно наблюдала за молитвой — её сердце разбито. Ринельгер обнял её за плечи, нахмурился — ведь он предупреждал. Гробовщик проверил тетиву лука, прошептал что-то вроде молитвы и повернулся к выходу.
— Пойдём, — произнёс чародей, уводя Эссу. — Там… мы все очистимся кровью.
— Святая Нерида, Владычица Аромерона, — сказала она, накладывая стрелу на тетиву. — Пусть моя проклятая душа очистится перед Твои взором, и ждать меня будет Твой суровый суд…
Ринельгер вышел за Гробовщиком — тот поднял колчан с тела дриады и сразу же выстрелил. Защитницы самозабвенно прикрывали телами проход по главной террасе. Тень дракона нависла над ней, пламя ударило в башню Террамы, с неба посыпались осколки камня.
— И будет моё наказание таким, каким я его заслужила…
Ринельгер выбросил могучий импульс с серпа, опрокидывая двух проклятых. Дриады набивались перед ним, вылезая из арок пепельного сада.
— Прости меня за все мои слабости…
Проклятый выпотрошил дриаду прямо перед чародеем. Ринельгер занёс меч — его движения стали легки, просты, словно он долго и упорно тренировался в его владении. Пламя захватило рассечённое тело мертвеца, Ринельгер рубанул сбоку по другому — и ему в глаз вошла стрела Гробовщика.
— Я не заслужила прощения…
Дриады заслонили проход дальше, их стало слишком много, но перестали ощущаться чары Террамы. Лицедей шёл по главной террасе с окровавленной глефой. Ринельгер остановился, они посмотрели друг на друга. Верон был залит чёрной кровью, по лицу паутинкой разползались трещинки, глаза, полные злобной состредоточенности, буравили чародея зрачками-точками.
— И разорвут меня в Забвении демоны за все мои грехи…
Лицедей направил глефу на Ринельгера, лезвие объяла тень. Чародей успел вскинуть серп, пустить защитные чары Орина. Тела дриад обмякли, они упали, тьма сжирала их изнутри. Но Ринельгер стоял, не отрывая взгляда от одержимого демоном.
— Моя последняя жертва!
Эти слова принадлежали не Эссе. Михаэль вылетел из-за спины чародея с чудовищным рыком. Лицедей парировал лезвием глефы, ударил по рыцарю тупой стороной, сбивая с ног. В грудь демону вонзились две стрелы, и Ринельгер, выпуская свободной рукой огненный бич, запустил светлую вспышку прямо ему в лицо. Проклятые навалились гурьбой, где-то в их массе затерялись Михаэль и Эсса. Чародей пустил купол впереди себя, сбивая мертвецов с ног, и из кучи вылетел Лицедей.
Глефа черканула раненное бедро, Ринельгер покачнулся, отступил. Резкая боль перехватила дыхание, в глазах потемнело и заискрилось. Он пустил пламя вокруг себя, продолжая отступать назад, к башне. Когда бедро заныло тупой болью, он раскрыл глаза.
Крича, словно медведь, старый Гробовщик набросился с мечом на Лицедея — клинок впился одержимому в плечо. В голову словно ударили молотом, звон послышался в ушах: Ринельгер на собственной шкуре ощутил схлестнувшуюся ярость эти двоих — мортус мстил, мстил за годы рабства, а демон — за предательство, за вынужденное нарушение клятвы перед хранительницей Святилища Варолии, давно сгинувшей драконицы.
Борьба велась недолго: Лицедей выбил глефой меч старика, схватил его за шею, поднял одной рукой, и кости Ширена Гробовщика громко хрустнули. Ринельгер облизал губы, демон развернулся к нему. Последний бой, и тварь получила бы то, до чего рвалась. Этому суждено случиться — к чему были все эти жертвы?
Ринельгер яростно закричал, прогоняя прочь все мысли, рубанул мечом по ладони, и его клинок вмиг окрасился кровью. Формула одна за другой переливались рунами в голове, но ни одна из них так и не была прочитана. Кровавый бич сорвал кожу и мясо с левой щеки Верона, обнажив его залитые чёрной слизью зубы. Ринельгер взмахнул рукой, разрезая на две части проклятого за спиной демона, ударил ещё раз, сшибая разом дриаду и мертвеца.
Лицедей широко раскрыл глаза, глефу поглотила тень. Подули ветра, где-то вдалеке рыкнул дракон, и рёв его начал приближаться. Ринельгера оставляли силы: слишком много собственной крови, слишком много. Его хватит ещё на один удар.
Подол мантии задрало, чародею пришлось прикрыть глаза, и его накрыл ураганный ветер. Ноги оторвало от земли, Ринельгер успел заметить, как Лицедей метнул глефу куда-то в сторону, а потом руины, войско проклятых и защитницы стали отдаляться. Ураган нёс его всё выше и выше.
***
Звуки боя становились тише, беснующая на террасах энергия успокоилась. Террама сидела в старом каменном зале, тёмной и огромном, перед алтарём, переливающимся остатками Мощи. Битва проиграна, а её служба скоро должна закончиться. К хранительнице потянулись маленькие ручки, с десяток перерождённых духов окружили её, превратили маленькие тельца в большой живой щит. Теперь они не выглядели как дети смертных — деформированные гуманоидные фигурки были безликими, белыми, словно чистое полотно. Она долго их собирала по всей округе, долго ждала, пока сможет вернуть их в родные места.
Террама помнила, как появилась в начале Века Раскола, когда храм уже был разрушен, а алтарь замурован. Варолия, почти обессиленная, призвала её из Потока в виде маленькой девочки — так она выглядела, но понимала миссию, долг, возложенный на её плечи. С годами Святилище наполнялось и оживало благодаря Терраме, цвёл Сумеречный лес, росло влияние Варолии, павшей где-то в Северной Дали. Полторы сотни лет преданной службы, но госпожа, матушка, так и не сказала ей ничего. Единственным гласом, что Террама слышала, был голос Лицедея. Его настоящий, истинный голос.
Его демоническую ауру она почувствовала, когда некогда величественный дух спустился в залу. Тело мальчика теперь отражало всю суть Лицедея — измазанный в чёрной слизи, с выглядывающими зубами, превратившимися в острые клыки, каменное, беззлобное и жуткое выражение на потрескавшемся лице. Он медленно подошёл к Терраме и молчаливо встал над ней. Хранительница подняла голову, взглянула в его зрачки-точки. Она коротко кивнула, обняла духов:
— Ваша энергия не станет напрасной жертвой…
Лицедей возвёл руки, и все духи, спасённые Террамой, упали замертво. Он повернулся к алтарю, потянулся к нему переливающимися тёмным пламенем пальцами — и синяя энергия сменилась алой, Террама зажмурилась, в неё хлынул Хаос. Демон раскрыла красные, полные неистовой злобы глаза, расправила облезлые багровые крылья.
Лицедей направился к выходу, где на террасах и в пепельном саду его ожидали проклятые и дриады в почерневших кирасах. Одержимый встал над телом Ширена, в руке материализовался ржавый фонарь на цепи. Энергия Гробовщика и павших защитников