Они говорили о свободе, но как любая живая тема, эта плавала в широком диапазоне схожих проблем.

— Человек отличается от представителей животного мира, — говорил Олег. — Начни хоть с того, что только человеку свойственно задумываться о свободе. Зверью это понятие неведомо, оно принимает всё как данность.

— А как же птичка, которая "бьётся в клетке: отпусти на волю"? — напомнил Игорёк. Ему нравилось задавать провокационные вопросы, чтобы Олегу пришлось объяснять.

— Устремление птички имеет более прозаическое название: инстинкт продления рода. — Олег категорично взглянул на брата. — Считаешь, я не прав?

— Ну почему? — Игорёк скрестил руки на груди и прислонился к толстому дереву, выросшему вплотную к неровным гранитным плитам набережной. — Ты прав. Но у меня вопрос: почему "отпустить животное на свободу" считается хорошим поступком, а "выбросить на улицу" — злом? По сути, это одно и то же.

Олег тонко усмехнулся и хлопнул его по плечу, после чего братья направились дальше, вдоль чугунного ограждения канала.

— Ты сам ответил на свой вопрос, — проговорил Олег. — И в том и в другом случае это лишь человеческая блажь. Оценка поступка — в голове оценивающего.

— Пожрать бы! — взмолился Игорёк, оглядываясь. Они подходили к очередному мостику. — Но вообще-то мы говорили о свободе.

— Тогда начинай, — предложил Олег, зная за братом манеру меньше говорить и больше слушать.

— А пожрать? — возмутился Игорёк.

— Не пожрать, а пообедать, — строго напомнил Олег. — Дойдём до следующего моста, там на углу булочная. Я тебя слушаю!

— Тоже мне обед… — Игорёк прикусил губу, оглядывая изгиб канала и облетевшие тополя. Хотелось отшутиться и вынудить Олега говорить, но тут его осенило: — Помнишь "Убить дракона"? Люди путают свободу с безнаказанностью. "Свобода!" — орёт мужик и кидается бить витрины и насиловать первую попавшуюся бабу.

— Вот именно! — подхватил Олег, чем заставил брата мысленно вздохнуть с облегчением: нить разговора снова переходила к "старшему и умному". — Безнаказанность! Именно об этом каждый мечтает, а называет свободой. Но если моя свобода ущемляет свободу другого человека — она перестаёт быть свободой и превращается в насилие по отношению к более слабому. И продолжаться это будет ровно до тех пор, пока не придёт кто-то сильнее меня.

— Но тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали, — напомнил Игорёк. — Можно ли определить, что такое свобода?

— Это просто, — отмахнулся двадцатилетний Олег Сокольский. — Свобода — это нравственная категория, под которой человек должен понимать свободную волю. Я волен сам принимать решения, как мне думать, куда идти, что делать, к кому присоединяться. Человек может быть свободен… не знаю… даже запертый в четырёх стенах. Это всё — в его голове.

— Тогда где грань между свободой и безнаказанностью? — живо спросил Игорёк, поворачиваясь и теперь идя спиной вперёд, чтобы смотреть на брата.

— Мера ответственности! — без запинки выдал Олег. — Споткнёшься — сядешь в лужу. Вот тебе и ответственность! Чтоб не выпендривался.

— Это не выпендрёж! Это — моё горячее желание видеть тебя, о брат мой! — шутливо возразил Игорёк, разведя руки как для объятья. Но тут же повернулся и пошёл нормально.

— Тебе всё шутки, — упрекнул Олег.

— Я не шутил!

— Ладно, проехали… Свобода, в отличие от безнаказанности, подразумевает осознание ответственности за свои решения и поступки. Только так можно внести баланс в человеческое общество. Тому, кто этого не понимает, надо объяснить. Прямо и доходчиво, чтобы не оставалось вопросов.

— Потрясающе! — поддержал его Игорёк и остановился, оглядываясь. — Проехали мы не только шуточки, но и булочную!

— Не ной! — ободрил его Олег. — Минут через десять будем дома…

* * *

(Поздняя осень 2017 года)

— Безнаказанность. Власть как возможность обеспечить себе безнаказанность, — говорил полковник Сокольский, идя вместе с Матвеем Киппари по коридору одного из корпусов бывшего "Красного Треугольника". — Цель всегда одна и та же. Шелуху долой! Всё, что делается организацией, которую мы безуспешно ловим уже полгода, сводится к желанию получить власть и безнаказанность.

— И что? — переспросил майор Киппари, поглаживая бороду. — Что это даёт нам в наших поисках?

— Нужно понять: что они предпримут для достижения основной цели, учитывая их арсенал средств?

— Обширный арсенал, — заметил Матвей. — С его помощью можно устраивать теракты и даже государственные перевороты. Удар по вооружённым силам, госбюджету, ликвидация неугодных чиновников…

Матвей мог назвать ещё много чего, но Сокольский жестом остановил его.

— Они должны выбрать конкретную цель. Исходя из того, что потенциально они могут блокировать любую связь, а у нас через несколько месяцев выборы — нельзя отбрасывать вероятность того, что они вмешаются. Свяжись с аналитиками из ЦИБ! — Он посмотрел на Мотю. — Нужно найти уязвимые места проекта этих наших "вершителей".

— Не зная самого проекта? Трудно им придётся…

— А зачем нужна служба, которая делает только то, что легко? — прищурившись, переспросил Сокольский.

На входе их остановил дежурный и попросил расписаться в журнале за получение результатов экспертизы. Черкнув свою фамилию, Игорь на ходу распечатал конверт и прочитал заключение.

— Похоже, кое для кого безнаказанность уже закончилась, — проговорил он, нахмурившись. — Свяжись со Шхерой, пусть подошлёт парочку своих парней минут через пять. По-тихому!

Матвей, ничего не переспрашивая, свернул к своему отделу, а Сокольский, проходя через координаторскую, сказал:

— Берестова! Зайди на минуту.

Инга наморщила нос, посмотрев в спину начальнику, но вскочила со стула и пошла следом, на ходу подмигнув Аршинову.

— Сядь, — приказал Сокольский, когда она вошла в кабинет. — Прочти, тебе будет интересно.

Берестова внимательно прочитала файл с отчётом и разочарованно покачала головой.

— Так и знала! До последнего не хотела верить!

Сокольский подошёл.

— Знаешь, где ты могла его видеть, до того, как он попал к нам? — тихо спросил он, наклонившись к самому её уху.

Инга посмотрела ему в лицо, стараясь угадать, о чём он думает.

— Вспомни тот день, когда вы с ним приехали по адресу Зои Курковой, чтобы сопровождать её в безопасное место? — подсказал он всё тем же тихим тоном.

И Берестова вспомнила…

Когда они с Ольгиным заехали во двор дома, сбоку от арки стояла машина. Водитель не видел, кто именно приехал за Курковой, потому что Инга и Слава из машины не выходили и к подъезду не приближались. Берестова поняла, где она видела этот характерный профиль со сломанным носом.

— Ты знал? — Она готова была возмутиться.

Сокольский отступил и сел на соседний стул.

— Я вчера разговаривал с мадам Курковой, — признался он. — Она интересовалась, нашли ли того человека, который в неё стрелял. Я вспомнил, что в одном из разговоров Гаврилов упоминал стрелка. Мол, есть какой-то исполнитель, но ему об этом человеке мало что известно. Знает, что киллер — работник полиции, готовый за деньги взять любой заказ. У него, мол, есть доступ к оружию и данным. А ещё, что этот тип — отличный снайпер. Я пересмотрел записи с камер наблюдения, по которым мы тогда пытались определить, в какой момент этот тип сел нам на хвост.

— Мы все смотрели записи, — напомнила Инга.

— Мы тогда ещё не