— Олег! Вы уже закончили с уроками? Мы собираемся ужинать.

— Я последнее действие дописываю, — уверил её подросток…

* * *

(Дом на канале Грибоедова, конец августа 2017 года, вечер)

Серафима вскочила с диванчика и мигом примчалась в прихожую, так что Игорь едва успел открыть двери.

— Ой! А я хотела тебя подстеречь у окна, — призналась она. — Чтобы встретить. Но увлеклась.

Сокольский охотно обнял её и поцеловал в губы. Но тут же отпустил и стащил с плеч куртку.

— Очень устал, — признался он.

— Я разогрею тебе ужин, — тут же пообещала Сима.

Он покачал головой.

— Не поверишь: даже есть не смогу. Посплю пару часов…

Вопреки своим словам, он направился не в комнату, а в ванную. Избавиться от пропотевшей одежды и принять душ хотелось не меньше. Сима молча исчезла, но когда он вытирался полотенцем, появилась с чистой одеждой и бокалом чего-то белого.

— Пока будешь идти в комнату — выпьешь это, — сказала она приказным тоном. — Это творожный коктейль с бананом. — Как медсестра, Сима понимала, что организм должен получить хоть какие-то питательные вещества для восстановления.

Сокольский подчинился. "Хорошо, когда есть женщина, которая тебя ждёт…" — с умиротворением осознал он.

— И чем ты увлеклась? — спросил он, прихлёбывая из бокала.

Она улыбнулась своей доброй, открытой улыбкой, которая ему так нравилась.

— Я думала, ты устал и не заметишь моей оговорки. Ты разрешил мне почитать вашу с Олегом переписку и разложить всё по числам. Хорошо, что эти письма сохранились. В них есть что-то трогательное. И сразу чувствуется, насколько вы с братом были разные.

Она говорила, пока они шли в комнату, но едва Игорь завалился на кровать, прикрыла его пледом и молча присела на край.

— И что ты там вычитала? — спросил Игорь, чувствуя, как в горизонтальном положении у него начинает кружиться голова, а лепной узор то приближается, то отдаляется, будто дышит весь потолок. "Не дело так утомляться, — вяло подумал он. — Случись что — рефлексы на нуле…"

— Спи. — Вместо ответа, Сима погладила его по волосам.

Наверное, это сработало как кнопка отключения, потому что Игорь закрыл глаза и тут же провалился в сон. Сима осталась сидеть рядом, глядя на его расслабленное лицо, пока не убедилась, что он действительно спит. Потом протянула руку и взяла со столика недочитанное письмо.

"Самое главное, что мы должны сейчас сделать — это запастись багажом знаний, — писал четырнадцатилетний Олег. — Период доказывания своей физической крутости прошёл. Пора повзрослеть и понять, что и детство тоже закончилось. Даже если тебе не нравится школа, у тебя есть цель: узнать всего как можно больше и оперируя этими знаниями, начать делать мир лучше. Он в этом очень нуждается.

На этом заканчиваю. Завтра попробую упросить Серёгу Герасимова, чтобы он позволил тебе писать на его адрес. В подъезде у Горсткиных плохие ящики и я боюсь, что твои письма кто-то украдёт. Сам знаешь, какой сейчас бардак в стране.

Твой брат Олег".

Сима положила ответ Олега вместе с письмом Игоря и убрала в специально подготовленную коробочку. Сокольский спал и почему-то не верилось, что он сможет проснуться через два часа. Лицо его во сне разгладилось, но круги вокруг глаз не исчезли. Серафиме показалось, что он похудел за последние несколько дней. Она протянула руку, чтобы убрать его телефон, который он положил рядом на столик, чтобы никто не потревожил его звонком. Но женщина опомнилась и не стала прикасаться к аппарату. Она уже усвоила, что некоторые области жизни этого мужчины лежат за пределами её скромного влияния…

* * *

…Ещё один человек в этот вечер вспоминал детство и письма.

Александр Павлович Мегавой проснулся. Или очнулся — ему было трудно провести грань между этими двумя явлениями. Явь оказалась не менее загадочной. Комната совершенно не походила на его собственную, в которой он закрыл глаза, погружаясь в наркотический дурман. Да и комната ли это? Палата экстренной терапии с кучей приборов, аппаратом гемодиализа в углу и прозрачной стенкой, за которой виднелось помещение, более похожее на комнату. Там стоял диванчик и на нём дремал какой-то тип. Мегавой его сперва не узнал и не захотел окликать.

Что-то важное он только что видел во сне. Это был мальчик, ещё не вошедший в подростковую пору, с ободранными коленками и грязноватой шеей, торчавшей из растянутого ворота вязаного свитера. Полковник мог поклясться, что знает пацана, общался с ним достаточно долго, чтобы угадывать, что из него могло вырасти. Но потом на память приходил лист, распечатанный домашним принтером. Текст письма, который друг детства предпочёл набрать на компьютере, а не написать от руки. В самом деле, зачем? Так понятнее, не надо расшифровывать прерывистый, путанный почерк профессионального врача…

Парень на диване зашевелился. Мегавой отвлёкся от воспоминаний, тем более, что это стало и необязательно. Он словно наяву увидел текст, который сослужил ему роковую службу. А ещё — он вспомнил человека за стеклом.

Ольгин не спал. Так, придремал чуть-чуть, но стоило его подопечному шевельнуться — тут же проснулся, вскочил и зашёл за стеклянную загородку.

— Александр Павлович! Как вы себя чувствуете?

Мегавой шевельнул губами, не с первого раза добившись от собственного языка внятности:

— Тупой вопрос…

— Согласен, — покладисто кивнул Слава. — Сейчас позову врача.

— Погоди, — остановил его полковник. — Где я?

— Это — клиника, — доложил Слава. — То есть, экспериментальный центр УВР ФСБ. Вы не беспокойтесь, вас сюда перевезли уже после того, как заморо… законсервировали… в общем, как-то зафиксировали имплантат, чтобы он не самоликвидировался до операции. А потом здешний нейрохирург вытащил из вас эту штуку.

— Это хорошо, — признал Мегавой. — Погоди за врачом… Ты зачем тут?

— За свидетельскими показаниями, — ответил Ольгин и присел на высокий табурет рядом с прибором, трубка от которого тянулась к катетеру под ключицей полковника. — В последний раз вы отказались со мной разговаривать.

Ольгин не считал, что это правильно — оставлять его сидеть рядом с прооперированным парнем, который неизвестно когда очнётся и очнётся ли вообще. Но выбора не было, дело надо довести до конца.

— Воды подашь? — спросил Мегавой.

Слава ушёл к тумбочке за поилкой. Врач предупредил его, что пить больному можно и если очнётся и попросит — надо дать пару глотков.

— Я бы предпочёл говорить с твоим начальником, — сказал полковник через минуту. — Но не буду наглеть. Ты запиши, чтобы не пропустить ничего важного…

Ольгин нажал кнопку, активировав записывающее устройство и снова уселся на табурет.

— Запишем и даже с картинкой, — пообещал он.

— Это было ещё до смерти моей жены, — без предисловий заговорил Мегавой. — Теперь я точно знаю: мы с ней поругались и я вспомнил, что накануне получил письмо от одного старого знакомого… Друга детства. Мы не виделись лет десять, а тут он написал, что у него отличный домик рядом с горнолыжным