Мальчишка сопит, но ничего не отвечает на мою колкость.

— Я тебя на крыльце буду ждать, — бросает он мне и выходит из комнатки.

Со вздохом одеваюсь, кидая мимолетный взгляд на часы. Ну да, они тут все странные. Еще и пяти утра нет, а уже подъем устраивают. А я-то, глупая, на лагерный режим жаловалась…

Выхожу в сени и сталкиваюсь там с Тихоном.

— Ты же меня на крыльце ждешь? — не удерживаюсь я от вопроса.

— Мало ли, — огрызается он мне в ответ, — вдруг ты опять почивать устроилась?

Поджимаю губы, показывая ему всем своим видом снисходительность к нему.

— И ты так на улицу собралась? — вдруг спрашивает он, смерив меня с ног до головы скептическим взглядом.

— Ну да, а что? — сразу выставляю я свои колючки, не понимая, что ему не нравится в моем внешнем виде.

— Ничего, — ворчит Тихон, снимает с вешалки какой-то мешок и протягивает мне. — На, одень…

— Не одень, а надень, — колко поправляю я его, принимая из его рук эту бесформенную одежду. — Что это?

— Плащ.

— Я это носить не буду! — топаю я ногой, отталкивая от себя старую тряпку.

— Никто не заставляет тебя это носить, — начинает выходить из себя мальчишка. — Советую взять с собой, на улице не жарко.

Признаю, что за окном действительно не лето, а моя тонкая кофточка от промозглой сырости не спасет. Скрипя зубами от злости, натягиваю на себя плащ и выхожу из дома вслед за Тихоном. Новая одежда путается в ногах, мешая идти. Размерчик явно не мой, да и фасон не женский. Однако я не жалуюсь. Закатываю рукава и молча иду следом за спутником.

Солнце только-только начало подниматься из-за леса. На траве холодная роса, и над землей витает туман. Домики кажутся нежилыми. Быть может, так и есть.

С любопытством смотрю по сторонам и спрашиваю у Тихона:

— А тут кроме вас кто-нибудь живет?

— В основном, одни старики остались, — говорит мальчишка.

Мы идем по дороге. Миновав дуб, сворачиваем направо. Немного в стороне от нас вижу начало реки и заросший камышами берег.

Тихон вдруг останавливается и замирает, подняв вверх указательный палец и приказывая мне не двигаться. Я смотрю в том же направлении, что и он, и замечаю чуть впереди высокого мужчину в форме.

Внезапно Тихон хватает меня за предплечье и тянет к обочине. Не успеваю возмутиться, как он закрывает мне ладонью рот и шепчет:

— Молчи и не двигайся.

Мы сидим в мокром от росы кусте. Осторожно выглядываю из-за его плеча и вижу, что этот высокий мужчина в форме как раз идет в нашу сторону. Его тело теперь наполовину повернуто к нам, и я могу разглядеть его, оставаясь незамеченной. У мужчины немного вытянутое лицо с правильными чертами лица. Ну, возможно, нос чуть длинноват. Светлые усы и такие же светлые, слегка волнистые волосы. Одет он в военную форму, на голове фуражка. Я понимаю, что вижу перед собой немца.

Тихон рядом со мной смачно ругается и с неприязнью смотрит в лицо фрицу. Его светлые голубые глаза будто посерели, зрачки сузились. В них полыхает ненависть.

И тут за спиной немца я замечаю долговязого рыжего мальчишку. Его маленькие глазки, такие же, как и у фашиста, бегают, рыская в поисках чего-то, а белая длинная ладонь постоянно приглаживает и без того гладко прилизанные рыжие волосы. На вид ему лет девятнадцать. Всеми своими ужимками он тут же напомнил мне Лидку. Наверно, примерно так выглядела бы мужская версия этой рыжей вредины.

— Ти мне дольжен курку, — гавкает немец, обращаясь к парню. Они остановились на обочине дороги и разговаривают вполголоса, изредка оборачиваясь по сторонам.

— Дык нету, — заискивающе заглядывая в глаза немцу, разводит руками рыжий.

— А это пльохо, — тявкнул фриц и прибавил: — Для тьебя пльохо.

Рыжий сразу весь как-то неестественно выпрямился и забормотал, еще быстрее бегая глазами:

— Да ведь… Можно ведь всегда договориться. Я же не сказал, что ничего нет, я сказал, что нет кур… Герр, постойте тут!

Парень пулей мчится к крайнему дому и исчезает за дверью. Через какое-то время он появляется, держа в руке сверток.

— Вот, для вас, — угодливо протягивает сверток немцу рыжий. — Возьмите и оставайтесь довольны.

Фриц разворачивает сверток и с удовольствием причмокивает губами.

— Хорощь… — говорит он с присвистом и кладет сверток в сумку. — До скорого!

Немец приглаживает большим пальцем свои тараканьи усы и направляется к стоящему невдалеке мотоциклу. Рыжий заискивающе кивает ему головой. Стоит только фрицу скрыться за углом, долговязый парень поворачивается и с кислой миной идет в дом.

— Салом, значит, немцев кормит, — с презрением выплевывает Тихон, медленно поднимаясь из своего укрытия.

Я встаю вслед за ним, но тут же снова чуть не падаю обратно в куст. Моя штанина зацепилась за какую-то ветку. Пытаюсь освободиться, но в итоге своих стараний просто-напросто оставляю на кусте изрядный клочок джинс.

Злюсь на себя, и уже было открываю рот, чтобы обругать этот треклятый куст, но вдруг натыкаюсь на взгляд Тихона. Он смотрит на меня с ясно читающимся недовольством на лице. Понимаю, что и так наделала много шума, и поэтому ограничиваюсь лишь вопросом:

— Кто это?

Тихон кидает полный ненависти взгляд на его дом и отвечает:

— Это Генка, тот еще проходимец.

Тихон поправляет на плече сумку, внимательно вглядываясь в ту сторону, в которую уехал немец.

— А я сразу поняла, что он мерзавец. У него на роже это написано, — зачем-то говорю я, стряхивая с волос мокрые капли.

Тихон оборачивается и смотрит на меня с одобрением.

— Его отец от войны отмазал, — вполголоса рассказывает мне Тихон, когда мы проходим мимо этого дома. — Нет, вообще-то, на фронт он уходил, но и недели не прошло, как он вернулся. У нас в Листеневке бабы говорили, что у него контузия. Да бабам лишь бы языком потрепать.

— А я с ними согласна, — перебиваю я Тихона. — Он по жизни, видать, хорошо контуженный. С рождения.

Тихон усмехается, глядя на меня сверху вниз, и продолжает:

— А папаша его — предатель последний. Своего товарища в плен фашистам сдал, угробил друга. А сам вскоре к фашистам переметнулся. И сын весь в него пошел.

Тихон по своей привычке фыркает, но молчит.

Проходим мимо Генкиного дома и сворачиваем на тропинку в лес, срезая путь до реки. И уж вот тут появляются самые разные звуки. Сразу чувствуется бурно кипящая лесная жизнь. Где-то надо мной раздаются голоса птиц. И вокруг слышится какой-то шорох и треск.

Вдыхаю