– Это самое лучшее. – Она пожала плечами. – Если менять личину по щелчку пальцев, становишься неуязвимым. Благодаря моему дару я в безопасности, ведь никто не сможет навредить мне.
Альфи помолчал, хмурясь, будто девушка сказала что-то очень печальное, а вовсе не радостное.
– Но тогда тебе и помочь никто не сумеет.
Финн будто ощетинилась. Обычно ее мысли о таком текли плавно, как мед, сейчас же пустились вскачь. Ей не нравилось, с какой легкостью этот принц всего парой слов мог обратить ее главную силу слабостью. И ее слова, казавшиеся ей такими бойкими, теперь вызывали стыд своей прямолинейностью. Раз Финн так хотелось оказаться неуязвимой, значит, кто-то ей уже навредил. Дотянулся до нее и сломал. Раз ей так хотелось менять облики и личины, значит, ее подлинный облик, лицо, с которым она родилась, вызывает в ней такое отвращение, что ей не хочется никому его показывать. И раз уж принц это видел, значит, видят и остальные.
«Что же ты такое натворила, отчего тебе больше никогда не хочется видеть собственное лицо? Что заставляет тебя скрывать его чарами?»
Финн отогнала от себя воспоминания о хриплом голосе Коль. Но золотистые глаза принца никуда не исчезли. Почувствовав неловкость, юноша наконец-то отвел взгляд, понимая, что зашел слишком далеко. Он говорил с ней мягко и заботливо, как добрый друг, а ведь они едва были знакомы, и то лишь из-за обстоятельств.
Огромная комната вдруг показалась Финн маленькой, стены начали сдвигаться, как лепестки закрывающегося цветка. В Грани продавали такие бумажные цветы, большие, яркие, хрупкие. Коснешься их – и они складываются, сминаются, приобретая совсем иной вид.
– Мне пора, – нарушил молчание принц.
– Sí, – устало ответила девушка, опускаясь на плюшевое покрывало. – Пора.
Она укуталась в одеяло, уютно устроившись.
На этот раз Альфи решил не продолжать разговор.
– Я вернусь за тобой утром.
Глядя, как он открывает дверь, опустив ладонь на дверную ручку, Финн вспомнила, что случилось сегодня. Как она сказала, что не поможет ему. И Альфи не стал давить на нее, ломать ее волю, требовать, чтобы она сдалась. Он просто протянул руку к двери, как сейчас. Принц не воспринимал ее как человека, которого может изменить по своему желанию и ради собственной выгоды. Он видел в ней личность. Человека, который сказал «нет».
Ее сердце забилось чаще. Внутри вспыхнуло желание обозначить границы их отношений. Обрисовать пропасть между воровкой и принцем. И подчеркнуть, что эта пропасть, как твердо знала Финн, непреодолима.
– Принц…
Это слово сорвалось с ее губ, мягкое, точно укутанное в тягучую усталость, навалившуюся на девушку, когда она устроилась в кровати. Финн приподнялась на локте и посмотрела в спину Альфи.
– Да? – Он так и не оглянулся.
– Ты наложил на дверь и окна чары, чтобы я не могла убежать отсюда?
Принц чуть повернул голову, не отпуская ручку двери, и Финн увидела точеные черты его профиля, движение кадыка на изящной шее. Напряжение у губ подсказало ответ еще до того, как юноша заговорил.
– Да.
И тугой узел в желудке распустился. Границы снова установлены, проведены густыми яркими чернилами. Ее мир, его мир – и огромное пространство между ними.
– Отлично. – Финн откинулась на подушки, едва сдерживая зевок. – Значит, ты умнее, чем кажешься.
24. Прощание
Когда взошло солнце, Альфи, Лука и Финн собрались в дворцовой конюшне. В них чувствовалось напряжение, как в натянутых струнах настроенного музыкального инструмента. Альфи отер ладони о брюки и поправил седло на коне.
Финн уже превратила Луку и Альфи друг в друга. Лука написал королю и королеве записку, объяснив, что после встречи с Тьяго предпочтет пропустить бал Равноденствия и потому отправится в путешествие с одним другом. Друзей у Луки было много, путешествовать он любил, поэтому Боливар и Аманда этой записке не удивятся.
Ржание лошадей и теплый аромат сена должны были успокоить Альфи. Но пара часов сна не помогла ему расслабиться, и тело молило об отдыхе, так и не восстановившись после использования черной магии. Дрожащими руками он едва сумел оседлать двух коней, готовясь к дороге в тюрьму, где держали Сиомару.
Финн стянула капюшон плаща и проявилась в углу конюшни, подальше от двери. В дверь уже лились лучи рассвета, нежно лаская гривы фыркающих спросонья лошадей. Девушка, опасливо морщась, посмотрела на выбранного Альфи коня.
– Ты умеешь ездить верхом? – Альфи хотелось прервать гнетущую тишину, наполненную тревогой перед предстоящими бедами.
– Я долгие годы работала в бродячих цирках. – Финн покосилась на него. – Конечно, я maldito умею ездить верхом. – Она неловко переминалась с ноги на ногу и вздрогнула, когда конь заржал. – Просто не люблю это делать.
– Почему? – Лука привычным жестом погладил нос ее коня.
Финн подозрительно посмотрела на скакуна.
– Мне просто не нравится то, что…
– Ты не можешь украсть? – предположил Альфи, потрепав темную гриву своего рысака.
Девушка закатила глаза.
– Не нравится то, с чем я не могу поговорить. То, чем я не могу управлять. Даже самая дрессированная и смирная лошадь запросто может сбросить всадника, если ей вздумается. И уж конечно, я могу обнести maldito коня! – Она выразительно посмотрела на Альфи. – Ты что, думаешь, я мелкая карманница какая-то?
– Обнести коня? В смысле, увести коня или украсть то, что на нем? – Лука склонил голову набок.
– И то и то. Очевидно.
Лука прыснул, и Альфи порадовался его смеху. Возможно, сейчас он слышит этот смех в последний раз. Возможно, Игнасио убьет его и больше он не увидится с братом. Что Игнасио делает сейчас? Сколько человек он уже убил той ядовитой магией? Принц выдохнул, отгоняя от себя эти мысли, пока они его не поглотили. Оседлав лошадей, Альфи замер. Ему не хотелось признавать, что делать больше нечего. Пора отправляться в путь.
Лука в облике Альфи (принц подумал, что никогда не сможет привыкнуть к такому) открыл рот, собираясь что-то сказать, но не стал. Да и что он мог сказать, когда смерть уже нависла над Альфи, готовая укутать его тело саваном?
«Ложь, – подумал принц. – Нужна утешительная ложь».
– Я вернусь. – Он сглотнул, стараясь сдержать дрожь в голосе.
– Я знаю, – ответил Лука, играя желваками. – Вот, возьми. – Он протянул Альфи крепко завязанный бархатный мешочек с двумя туго закупоренными флакончиками. – Исцеляющее зелье. На всякий случай.
Исцеляющее зелье не было столь узконаправленным и мощным, как чары, которыми пользовался Альфи, когда ему нужно было излечиться или затянуть рану. При помощи зелья нельзя было срастить перелом или остановить кровотечение. Но они придавали телу сил, чтобы оно могло исцелиться само, естественным образом. Его воздействие ощущалось как внезапный прилив бодрости. Такое зелье действительно могло помочь, но Альфи надеялся, что ему это не потребуется.
– Я вернусь. – Альфи сжал пальцы на плече Луки, будто пытаясь оставить отпечаток этого обещания на коже. – Но если меня
