После ужина, пока служанки убирали со стола, а мы с Барбеттой обсуждали завтрашнее меню, Бамбри повела отца показать комнаты. Он хотел что-то сказать мне, но Бамбри вцепилась в него, словно клещ и утащила наверх. Вскоре со второго этажа послышался ее пронзительный смех.
— Не сердитесь на нее, миледи, — сказала Барбетта после того, как я в очередной раз вскинула голову, прислушиваясь к голосу Бамбри, раздававшемуся сверху. — Пусть получит отца на вечер, ночью-то он все равно придет к вам.
Я покраснела почти до слез, и служанка понимающе отвернулась.
Мне было стыдно лгать ей, но объяснить Барбетте, что наш с графом брак всего лишь видимость, я не могла. Если бы он бывал дома чаще, слуги, возможно, догадались бы обо всем, но пока тайны была сохранена.
Отправляясь к себе в спальню, я невольно прислушивалась — не раздастся ли снова голос Бамбри, и не ответит ли ей что-нибудь отец. Но в замке было тихо, и только на первом этаже бормотали слуги, укладывась спать.
Граф де Конмор вышел из темноты так неожиданно, что я налетела на него, ударившись щекой о твердую грудь.
— Должен поблагодарить тебя, — сказал он. — Все преобразилось, как в сказке.
— Не стоит благодарности, — ответила я с поклоном. — Это моя обязанность, как вашей супруги.
— Супруги… — откликнулся он эхом, и протянул мне левую руку, развернув ее ладонью вверх.
Сотни безумных мыслей одновременно пронеслись в моей голове. Сердце застучало, и дышать стало тяжело. Рука моя словно налилась свинцом, и я медленно-медленно подняла ее, чтобы вложить в руку графа.
— Дай ключ, — сказал он.
Волшебство пропало мгновенно. Только сердце застучало еще быстрее, на сей раз
— от страха. Медленно-медленно я потянула ворот платья, чтобы снять цепочку. А вдруг граф сразу поймет, что нарушила запрет и побывала в той самой комнате, куда мне было заказано заходить? Но ключ не изменился, я разглядывала его на сто раз!
— Милорд! — окликнул Пепе снизу. — Там пришли просители — у них что-то важное!
Граф остановил меня жестом и спустился на первый этаж, а я с облегчением перевела дух, получив недолгую отсрочку.
47
Надо ли говорить, что ночь я провела дурно, мучаясь кошмарами. Мне все время казалось, что сейчас войдет мой муж, требуя ключ, а потом обвинит меня в нарушении запрета. Украденный кусочек я предусмотрительно спрятала под подошву туфли, боясь, что он будет обнаружен.
Но наступило утро, а граф так и не явился.
Правильно ли я сделала, нарушив запрет мужа? Пусть и из лучших побуждений, но получалось, что я предала его. Показалось ли мне, или вчера между нами, действительно, что-то произошло? Что-то странное, удивительное, волшебное? Меня мучили угрызения совести, и непривычно волновалось сердце. Спускаясь в кухню, я невольно прислушивалась и посматривала на лестницу — не появится ли муж?
Приступив к приготовлению завтрака, я узнала от Барбетты, что граф опять уехал ночью по каким-то срочным делам, но скоро должен был вернуться. Лучше было бы не вызывать подозрений, но я все равно сбежала из замка, убеждая себя, что это — не бегство, а необходимость.
Какая была необходимость наблюдать за тем, как слуги очищают от снега садовую беседку — я бы связно объяснить не смогла, но упорно стояла на морозе, спрятав руки под накидку, и смотрела, как строение обметают от снега и скалывают намерзший лед. Скульптура наверху, показавшаяся мне по приезду горбатым гномом, на самом деле изображала лебедя. То ли от времени, то ли по другим причинам тонкая шея лебедя обломилась, и теперь безголовая птица представляла собой крайне жалкое зрелище. После того, как счистили снег, я нашла и саму лебединую голову — она валялась возле беседки, намертво вмерзшая в землю. Работа была очень тонкая — клюв, глаза, каждое перышко было выточено с огромным мастерством.
Я спросила у старого Сквирри, как сломалась статуя и почему ее до сих пор не починили.
— Так милорд не велел ее трогать, — пояснил старик, опираясь на метлу, которой смахивал снег с каменных плит, — он сам и разбил ее. После того, как вторая миледи погибла.
— Сам разбил? Зачем?
— Вот уж не знаю, миледи, — старик развел руками. — В Конморе не принято, чтобы слуги расспрашивали хозяев о том, зачем они делают то или это. Если вам интересно — сами и спросите. Но на вашем месте я не стал бы этого делать…
— Почему? — спросила я, разглядывая изуродованную каменную птицу. Несомненно, после того, как лебединая голова упала на землю, по ней били еще — на это указывали многочисленные щербины и сколы.
— Вряд ли милорду будет приятно об этом вспоминать. Он очень переживал, когда миледи Эстер погибла.
— Говорят, она упала с лошади и сломала шею? — спросила я тихо.
— Что уж там с ней произошло в горах, мне не известно, — ответил старик. Он был очень разговорчив — наверное, обрадовался возможности устроить передышку. — Только она уехала утром, а вечером ее конь вернулся один. Мы искали ее два дня и нашли на камнях — совсем мертвую. Милорд пошел и раздолбил бедного лебедя. Он, вообще, тогда был не в себе. Сам залез на беседку, сломал статую, а потом еще внизу лупил по ней топором.
— Леди Эстер была ему очень дорога, раз милорд так переживал… — я посмотрела на беседку — она больше походила на миниатюрный дом, и скрывала новую тайну. Что за судьба у милорда графа, если тайны так и роятся вокруг него?
— Он ее сильно любил, наш милорд, — подтвердил старик, не догадываясь, что этими словами ранил меня в самое сердце. — Но в тот день, когда вторая миледи уехала, они сильно поругались. Кричали друг на друга, а потом она убежала вся красная!.. И злая!..
— Поругались? — я быстро повернулась к старику. — А о чем они говорили, вы не помните?
— Что вы, миледи, — обиделся Сквирри, — в Конморе слуги не подслушивают разговоры господ! Я пойду, миледи.
Он пошел прочь, словно я оскорбила его лучшие чувства.
— Постойте! — окликнула я его.
Старик оглянулся.
— Вы говорите, что милорд сам разбил лебедя. Но как он смог забраться на беседку? Вы ведь знаете, у него больная рука… С одной рукой залезть на такую высоту невозможно.
— А тогда он был здоров, миледи. И забрался на самую крышу, как белка на сосну!
Слуга ушел, а я продолжала стоять, не замечая, что ветер швыряет пригоршни снега мне прямо в лицо. Два года назад граф был здоров, и он поссорился с женой, после чего она погибла. Не тогда ли началась странная болезнь? Вопросов было много, а ответов — ни одного.
Внезапно заторопившись, я почти бегом вернулась в замок и столкнулась со слугой графа — рыжим Пепе.
— Где ваш хозяин? — спросила я учтиво.
— Поехал в
