Граф ни о чем не должен был догадаться.
45
За пару дней до кануна нового года примчался гонец с письмом от графа. Хозяин Конмора намеревался вернуться к вечеру.
Сонный до этого замок мгновенно преобразился — забегали слуги, в кухне застучали кастрюлями и сковородками поварихи, пламя в каминах так и ревело — я приказала основательно протопить все комнаты. А не только жилые. И никакого торфа!
Уже в сумерках снаружи раздалось лошадиное ржанье, мужские голоса, и я глубоко вздохнула, готовая к встрече супруга. Я встретила его у порога, наряженная в домашнее платье темно-красного цвета, как и подобает замужней женщине. Это была единственная вещь, которую я купила для себя. Не сказать, чтобы я совсем не боялась, но постаралась выглядеть уверенно. Граф не должен догадаться, что я была в запретной комнате. Да и как он догадается? Я не должна была оставить никаких следов, и сам ключ после моего ночного похода не изменился — я проверяла его каждый час.
Но все равно волнение охватило меня, когда муж вошел, отряхивая снег с мехового плаща.
Ален де Конмор вошел один — Пеле, насколько я поняла, отправился проследить, как перенесут в подвал какие-то бочки.
— Добрый вечер, милорд, — сказала я, едва граф переступил порог.
— Бланш? — удивился он. — Я же сказал, что встречать не нужно.
— Жена обязана встречать мужа, когда он возвращается, — я улыбнулась и поставила перед ним мягкие домашние туфли, обшитые мехом. — Извольте переобуться, милорд.
— Переобуться? — переспросил он и замолчал, увидев, как изменился холл после его отъезда.
Несколько секунд я наслаждалась ошарашенным видом графа, пока он оглядывал новые обои и мебель, но потом он загремел:
— А где мои псы?!
— Изгнаны на псарню, — ответила я, носком башмака пододвигая к нему туфли. — Извольте переобуться, милорд. Или желаете, чтобы я помогла снять вам сапоги? Мы постелили ковры, не надо топтаться по ним в уличной обуви.
— Ковры… — он уставился на них, словно только что заметил. — Во что ты превратила мой дом, шоколадница?! Кто дал тебе право выгонять моих собак?
— Им не место в доме, — ответила я спокойно. — Пока вас не было, псарню достроили и утеплили. Вашим милым собачкам там будет очень уютно. Можете сами в этом убедиться, но вы, наверняка, продрогли и проголодались — вас ждут ужин и баня.
— Боже! — он потер лицо ладонью, не переставая оглядываться, словно не веря своим глазам. — Ты что сотворила? Сейчас здесь роскошнее, чем в замке короля.
— Все обошлось в двадцать золотых — это одна пятая от той суммы, что вы разрешили потратить. Если вам будет угодно, я предоставлю отчеты о расходах, — сказала я. — Но только после того, как вы перекусите с дороги. Я приготовила тартинки с паштетом, фаршированные яйца и сварила лучший во всей Бретани пунш. Потом вы посетите баню, а потом будет праздничный обед.
— Праздничный? Но до нового года еще два дня.
— Мы празднуем ваше возвращение! — засмеялась я.
Лицо его прояснилось, и он хмыкнул, подергав себя за бороду:
— Ну что ж, веди есть. Я и правда голоден.
— Сначала переобуйтесь, — напомнила я.
Он привычно снял сапоги, наступая носком на пятку, а потом начал натягивать туфли. Одной рукой это получалось плохо, и я опустилась перед ним на колени:
— Я помогу, милорд.
— Отойди, справлюсь сам!.. — начал он, но я, не обращая внимания на его протесты, помогла ему надеть туфли и тут же поставила его сапоги на специальную подставку у входа.
— Благодарю, — буркнул граф.
Мы прошли в гостиную, и он остановился, как вкопанный, увидев наряженную елку.
— Вам нравится? — спросила я, но муж только что-то буркнул в ответ и уселся за стол, на котором уже стояли блюда, которые я постаралась оформить празднично, приложив всю свою фантазию.
Граф ел и пил, и совершенно не обращал внимания на новые тарелки, на льняные салфетки с вышитыми вензелями, на кружевную скатерть и крохотные фарфоровые вазочки, в которые я поставила веточки ели.
— Вкусно, — похвалил он, прикончив восьмую тартинку. — Готов поклясться, ты приложила к этому руку, и Барбетта ни при чем. Кстати, где она? И где Вамбри? Почему в замке так пусто?
— Госпожа Барбетта следит за установкой фонарей в саду, — ответила я. — Вамбри отправилась помогать, но уверена, что в эту самую минуту она лазает по снежной горе, хотя я просила ее этого не делать…
— Какие фонари? Какая гора? — не понял граф.
— Я распорядилась, чтобы сад расчистили и сделали дорожку к пруду. Снег сгребли в кучу, чтобы сделать потом горку, но Вамбри не может дождаться, пока ее зальют водой.
— Водой? — уточнил граф.
— Водой, — кивнула я.
— Горку?
— Да, милорд. Чтобы потом кататься, — подождав ответа, я сочла нужным уточнить: — Чтобы кататься на санках. Разве вы не катались в детстве на санках?
Он молчал, комкая в руке салфетку, и молчал как-то очень уж долго. Не решалась окликнуть его, выжидая, что будет дальше. Не слишком ли далеко я зашла в своем рвении сделать жизнь своего мужа приятнее.
— Прости меня, — сказал он коротко.
— О чем вы, милорд?
— Я о той ночи, когда тебя испугал.
— Все давно забыто, вам не зачем вспоминать об этом.
— Если бы ты знала, как я сожалею.
— О, не волнуйтесь! — как я ни старалась быть милой и терпеливой, но тут сдержаться не смогла. — Я оценила ваше раскаяние и сожаление. Вернее, вы сами оценили, милорд.
— Я?
— Вы. В сто золотых.
— Разве мало? — спросил он мрачно.
От праздничного настроения не осталось и следа. Я со стуком переставила стул, хотя больше всего хотелось пнуть его.
— Пойдемте, я провожу вас в баню, — сказала я. — Сомневаюсь, что вы помните, где она находится.
— Ну проводи, — сказал он сквозь зубы, окидывая меня темным медленным взглядом с ног до головы.
Он шел следом за мной, и я чувствовала его присутствие даже не слыша его шагов. Как будто тяжелая рука погладила меня по голове, скользнула по спине и спустилась ниже. Я промокнула платочком над верхней губой — ни с того, ни с сего меня бросило в жар.
У дверей бани я остановилась и чинно произнесла:
— Прошу вас, милорд, освежитесь с дороги. Внутри вы найдете свежее белье и смену одежды. Приятного вам…
— А куда ты собралась? — спросил он. — Тоже заходи. Поможешь помыться.
— Если вы боитесь, что не справитесь сами, я отправлю к вам Пеле или кого-нибудь из слуг, — быстро ответила я.
— К черту слуг, — отрезал он.
— Напоминаю, что по условиям договора любая интимность между нами исключена,
— выпалила я.
— Полить меня водой — это, по-твоему, интимность?
— Да… Конечно же… — забормотала я, отступая.
— Сбежать хочешь? Не выйдет, —