— и все это с улыбками, задорными вскриками и переплясами, когда одна из девиц выходила в центр круга и хвалилась, как ловко она может стучать каблуками, удерживая на макушке сдобную булку.

Порыв танцовщиц постепенно захватил всех, и Ален сам не заметил, как начал хлопать в ладоши в такт музыке, как и большинство гостей. Пара-тройка особо благородных презрительно кривила губы, но молодежи понравилось, и вскоре благородные юные сэры выскочили в круг, чтобы загасить свечи на пирогах и пригласить девушек на парный танец.

— Мои гости такого не ожидали, — сказал Ален, посмеиваясь. — Посмотри, как вытянулось лицо у господина судьи.

— Да, плебейские развлечения некоторым господам явно не по вкусу, — отозвалась Бланш ему в тон. — Но согласитесь, без этого нам грозила бы смертельная скука. А так… все похоже на настоящую свадьбу.

— Это самая настоящая свадьба, — сказал граф.

— Неужели настоящая?

— Почти. Будешь танцевать со мной?

Бланш смущенно засмеялась и согласилась. В центр зала Ален вел жену, как во сне. Эта ее улыбка — она согревала, покоряла, заставляла терять разум. И хотя он знал, что их супружество было фарсом, сейчас он сам готов был поверить, что все по-настоящему

Танцоры подались в стороны, давая место главным виновникам торжества, и хотя две другие пары молодоженов тоже вышли танцевать, все внимание было приковано к графу и графине.

— Господи, как все глазеют, — сказала Бланш, когда они прошли три круга.

— Я их прекрасно понимаю, — сказал Ален, — смотреть на тебя — одно удовольствие.

— Вы необыкновенно учтивы сегодня, — отшутилась она, но он видел, что ей приятны комплименты.

Он никогда раньше не танцевал с простолюдинами, но не оплошал и справился с их диковатыми танцами. Бланш незаметно помогала ему, и порой получалось так, что вела она. Но, делая это, она умудрялась представлять все так, словно он был главным в их паре. А танцевала она — одно загляденье. И все остальные дамы казались по сравнению с ней тяжеловесными, как подкованные кобылицы.

— Наверное, танцевать со мной — одно наказание для такой легконогой козочки, как ты, — шепнул Ален ей на ухо.

Бланш ответила ему лукавым затуманенным взглядом, и Ален не осмелился больше заговаривать с ней, побоявшись нарушить ее счастье. А она была сейчас счастлива, он очень хотел в это верить.

Пухлые гугельхупфы были сняты с девичьих голов и разрезаны повдоль на длинные ломти. Тесто казалось пестрым из-за обилия в нем изюма и орехов. Ломтики раздавали всем гостям, одарив сначала молодоженов. Помощник прево съел свою порцию и потребовал добавки, громогласно объявляя, что это не пирог, а божественная амброзия.

— Попробуйте, это очень вкусно, — предложила Бланш, и Ален послушно прожевал кусочек.

Выпечка и вправду была удивительной — легкой, губчатой, мягкой, как пуховая подушка. Ален заметил, что многие девушки оставляли свои куски нетронутыми и заворачивали их в платки.

— Что они делают? — удивился граф. — Уже наелись? Но праздник только начался.

— Это не для еды, это для гадания, — пояснила Бланш. — Вам не известно, милорд, но у простых людей существует такая примета — если девушка положит под подушку кусок свадебного пирога, не откусив от него, то ночью ей приснится тот, кто предназначен ей небесами, — и она аккуратно положила в рот кусочек гугельхупфа.

— То есть сама ты решила не гадать, — заметил граф, обрадовавшись неизвестно чему. Он вдруг вспомнил, что с самого начала торжества не видел поблизости сэра Оуэна. Так и подмывало спросить у Бланш — приглашала ли она парня, но Ален удержался от расспросов. Говорить сейчас об Оуэне ему совершенно не хотелось.

— Если бы я собралась это сделать, люди вряд ли бы меня поняли, — улыбнулась ему Бланш. — Для всех я — бедная девушка из сказки, которой посчастливилось очаровать богатого принца. Было бы странным, вздумай я в самый счастливый момент своей жизни гадать на избранника. Нас сразу бы рассекретили, не находите?

— Да, — вынужден был признать Ален. — Ты поступила мудро.

— К тому же, — продолжала Бланш, — я не верю в гадания. Так же, как вы не верите в родовое проклятье де Конморов. Человек не должен быть суеверным, потому что на все — лишь его собственный выбор и воля небес.

— Да, ты права, — пробормотал Ален, невольно касаясь медного браслета на запястье.

Наблюдая за Бланш, он вынужден был признать, что его жена вела себя безупречно — благородная изысканность соединялась в ней со скромным достоинством простолюдинки. Для каждого у нее нашлось приветливое слово, но никого она не выделила особо. Разве только смешного лавочника — господина Маффино — расцеловала в обе щеки.

Алену не понравилось, когда его жену подошла поздравить леди Алария. После памятного вечера он не видел дочь судьи, но к Бланш она приблизилась с милой улыбкой людоедки и что-то прошептала ей на ухо, обхватив за шею, как ближайшую подругу. Бланш выслушала ее с вежливой улыбкой, но вдруг посмотрела прямо на мужа и тут же опустила глаза. Ален заерзал в кресле, словно сел на терновые колючки. Что там эта бесстыжая девчонка нашептала его жене?

Но поговорить им не удалось, потому что начались свободные танцы, и госпожу графиню приглашали нарасхват. Граф не запрещал ей танцевать, хотя невольно следил взглядом за тонкой гибкой фигуркой в белом. Бланш была удивительно легка в танце, и ее раскрасневшееся лицо так и притягивало, было в этом что-то сродни волшебству.

Ближе к полуночи, когда гости стали немного буйными от веселья и выпитого вина, кто-то закричал, заглушив музыку:

— Требуем подвязки! Требуем подвязки!

Этот крик был подхвачен остальными гостями, и Бланш, которую до этого кружил в танце сын лорда Чендлея, была немедленно возвращена мужу.

— Пора проводить новобрачных до супружеского ложа! — надрывался помощник прево, размахивая веткой падуба.