Пепе поднес блюдце с кольцами, и Ален надел золотое кольцо с жемчужиной на безымянный палец невесты. Она тоже надела ему кольцо и подставила лицо для поцелуя. Поцелуй перед алтарем должен быть скромным, церковь — не место, где выказывают страсть. Но Алену стоило огромных усилий сдержаться, когда алые девичьи губы, вкус которых он уже знал, оказались совсем рядом. Он лишь коснулся их, но кровь сразу застучала в висках. Невеста пахла рождественскими сладостями и морозной свежестью, и Ален подумал, что это — самый упоительный аромат, который не сравнится ни с какими заморскими благовониями.
Потом они с Бланш шли от алтаря, принимая поздравления. Поздравляли их самые знатные и благородные люди города, и пожелания были поздравителям под стать — витиеватые, изысканные, красивые и… холодные. Он разрешил Бланш пригласить своих гостей, но в церкви простолюдинов что-то не было видно. Она передумала? Ален посмотрел на невесту, чей тонкий профиль в опушке белоснежного меха казался настоящим чудом небес. Наверное, ангелы не столь красивы.
Возле церкви их ждали открытые сани, устланные коврами. Но не успели новобрачные сделать и пару шагов, как на них обрушился дождь из пшеничных зерен и мелких медных монет. Ален не сразу вспомнил об этом обычае простолюдинов — осыпать молодоженов зерном и монетами для счастливой и богатой жизни. Простолюдины, не посмевшие зайти в церковь, встретили молодоженов на улице, выкрикивая пожелания доброй семейной жизни. Позади раздался недовольный шепоток — это аристократы Ренна выказывали недовольство вульгарным поведением некоторых, побоявшись, впрочем, возражать открыто.
Что касается Бланш, то она впервые улыбнулась и приникла к плечу мужа, закрываясь ладонью от столь щедрых пожеланий счастливой семейной жизни.
Пепе услужливо забежал вперед и открыл дверцу, подав руку, чтобы графине было удобнее забраться в экипаж. Ален сел рядом с ней и помог расправить складки белоснежной накидки. Сани тронулись, и Ален впервые заговорил с Бланш — теперь уже с женой:
— Я должен что-то сказать о твоей красоте, — произнес он, — но у меня нет слов. Этот белый мех так тебе к лицу…
— Мне пришлось поломать голову, как распорядиться вашим подарком, — улыбнулась невеста. — Я не хотела резать его на кусочки, поэтому решила, что лучше всего он подойдет свадебной накидке — и тепло, и красиво.
— И ты не прогадала, — сказал Ален, касаясь ладонью белоснежного ворса, а потом и румяной щеки невесты.
Бланш не отстранилась, но посмотрела прямо в глаза, а ему показалось, что она заглянула в самую его душу. Время как будто остановилось, и даже звон свадебного колокола куда-то пропал.
— Опять пошел снег, — сказала Бланш, разрушая наваждение, и Ален словно очнулся.
— Это хорошо, что снег, — сказал он. — Пусть падает, да побольше. Дорога домой будет ровнее.
34
Свадебные столы были установлены в том самом зале, где всего неделю назад Ален вручил знак первой красавицы города Констанце Авердин. Сейчас первая красавица сидела со своим мужем за правым крылом стола, за левым расположилась средняя сестра — Анна, а главное место было отведено для графа и его молодой жены.
Она сняла белоснежную накидку, но и без нее все равно была ярче всех. Простое белое платье, по мнению Алена, шло ей гораздо больше любого разноцветного наряда. И в нем Бланш казалась олицетворением чистоты, свежести, словно сама зима решила преподнести графу де Конмору подарок. Он смотрел на свою невесту
— и не мог насмотреться, хотя и понимал, что это было неправильно. Где-то там в столице его дожидалась Милисент, да и он не собирался тревожиться сердцем из- за молоденькой девушки. Молоденькой… А сколько же ей лет? Двадцать? Девятнадцать? Ален вдруг почувствовал себя неимоверно старым и жутким рядом с этим красивым, сияющим, юным существом. Подобные мысли не добавили ему радости, и Пеле тут же пихнул его локтем в бок, шепнув, чтобы не сидел нахохлившись как филин.
Кресла графской четы поставили на возвышение и украсили ветками падуба. Музыканты старались вовсю, но танцевать пока никто не шел — молодежи из простых страшно хотелось постучать каблуками, но благородная сдержанность аристократов заставляла их оставаться за столами.
Подали несколько перемен горячих блюд, а еще галантины и всевозможные паштеты — все очень изысканное и безумно вкусное.
На отдельном столе возвышался свадебный торт — белоснежный, воздушный, сверкающий фондированным серебром, на серебряном подносе и белыми лентами. Когда торт взрезали, аристократы сдержанно ахнули — тесто было белым, а не золотистым, как у обычного бисквита. Многие дамы подходили к графу и выражали восхищение мастерством повара, который смог испечь такое, поистине, ангельское угощение.
Вкус Ангельского бисквита тоже привел в восторг городскую знать. Всех восхитила легкость и нежность торта, зато гостям из простолюдинов больше понравились масляные штоллены.
— Вот что я люблю! — заявил помощник прево, отец которого даже не умел читать. — Пирог должен быть масляным, чтобы скатывался по горлу, как ангелочек в бархатных штанишках! А это все — воздушная пустота!
— Мы ценим в еде изысканность, — парировала жена судьи, — но вам, Петергрин, важнее тяжесть в желудке, а не восторг!
— Еда должна быть едой! — выдал мастер Петергрин, зажевывая половину маслянистого штоллена.
Неизвестно, чем закончилось бы сравнение вкусов, но в это время среди музыкантов вдруг случилось какое-то замешательство, а потом они заиграли… простонародную песню. Как же она отличалась от нежной музыки аристократов. Откуда-то появился человек с бубном, и принялся лупить в него что было сил деревянной палочкой, оглушительно взвыла волынка, а двери распахнулись, и в зал гордо вошли шесть девушек — судя по лентам на запястьях, они были подружками невест.
— Что это у них на головах?! — ахнула леди Чендлей.
— Свадебные шляпы, — ответила Бланш, молчавшая от самой церкви до сей поры.
Алену показалось, что ее забавляет происходящее. Но «свадебные шляпы» поразили и его. Девушки несли на головах огромные сдобные пироги, покрыв волосы белоснежными покрывалами. На пирогах были зажжены по три свечи, и сладкий дух пряностей и изюма смешивался с запахом чистейшего воска.
— Это твои проделки? — спросил Ален у жены, постаравшись, чтобы никто другой их не услышал.
Но Бланш покачала головой:
— Вовсе нет, я и не думала, что они вспомнят об этом обычае. Наверное, это затея господина Маффино. Только он мог испечь такие прекрасные гугельхупфы.
— Гугель… что?
— Гугельхупфы, — спокойно пояснила Бланш. — Это старинный обычай, он пришел к нам с востока. Сейчас они будут танцевать. Давайте посмотрим.
Девушки встали в круг и начали пляску. Да какую! Для Алена осталось загадкой, каким чудом гугельхупфы не упали с их голов. Танец был отрепетирован, потому что танцовщицы продемонстрировали более десятка сложных танцевальных
