Это были не мои мысли. Пусть с трудом, но я понимал это. И, несмотря на понимание, ничего не мог с собой поделать. Я отчаянно хотел ее коснуться. Наверное, также себя чувствует кролик, застывший и очарованный ядовитой красотой змеи, которая уже готова его проглотить… Проглотить… Очередная вспыхнувшая в сознании пошлая картинка бросила меня в жар. В горле пересохло, в висках застучало. Моя ладонь оказалась на груди безумицы, накрыв собой символ.
— Я заберу вас в замок… — пробормотал я, не отнимая ладони и водя большим пальцем по священной бесконечности на ее коже. — Заставлю все рассказать, во всем признаться. Вы больше никогда… и никому… не сделаете дурного… но я сохраню вам… жизнь…
— Да… да!.. Возьмите меня… — жадно отозвалась она.
— Замолчите… — я приложил палец к ее губам, содрогаясь от желания.
Ее губы онемели, но пошлый пьяный шепот прозвучал уже в моей голове:
— Так заткните мне рот… Цветочком… Вам же этого хочется…
— Нет. Нет. Нет…
Я прильнул к ее губам в поцелуе, погружаясь все глубже и глубже, рассыпаясь пеплом, теряя нити реальности, словно в горячечном бреду… А потом мир взорвался острой вспышкой боли и разлетелся осколками сознания…
Я очнулся в кромешной тьме, в которой плавали цветные пятна. Они кружились и подступали тошнотой к горлу. Затылок ныл тупой болью, в ушах гудело. Растеряно проведя рукой по голове, я обнаружил шишку и запекшуюся кровь. Попытался встать на ноги, но получилось только на четвереньки. В темноте моя рука наткнулась на что-то мягкое и склизкое. Когда я понял, что это тело убийцы, меня наконец стошнило. Хриз нигде не было. Исчез и кошель с камнями.
Офицер Матий с жалостью оглядел меня и покачал головой:
— Иди отоспись, пушистик… Смотреть на тебя больно.
— Его наняли убить меня. Он напал, и я…
Болезненно яркий свет заливал сцену. Стражники заворачивали тело в сукно, чтобы вынести его и отправить в ледник для вскрытия. Директор театра слезно умолял капитана Чапку не закрывать театр и не сообщать об еще одном убийстве. Хотя слухи уже наверняка поползли.
— Ты? — с сомнением протянул офицер. — Точно ты? А где оружие? Кстати, о прутья тебя башкой кто приложил?
— Он. Мы подрались… в смысле, он напал.
— Это Ву Сон, четвертый кинжал в Гильдии убийц. Ёжик шишканутый! Да ты что, всерьез думаешь, что я поверю, что ты мог с ним подраться? Этот тип не из тех, кто дерется. Он убивает! И убил его не ты!
— Я, — упрямо промычал я, пытаясь удержать равновесие на качающейся сцене. — Мне просто… повезло…
— Титька тараканья! — сыскарь подхватил меня под руку. — Ты на ногах не стоишь. Хорошо тебя мухоморка приложила. Это ведь она, да? Пошли, я отведу тебя в гостиницу. Эй, Кромс! Сбегай-ка за лекарем для господина Тиффано!
— Не надо… лекаря…
— Кто тебя спрашивать будет!..
— Сотрясение мозга. Нужен постельный режим и обильное питье.
От беспрестанной рвоты во рту был мерзейший привкус. Яркий свет доставлял сплошные мучения. Я натянул на себя одеяло, пытаясь укрыться от света и собраться с мыслями.
— … Но зрачки одинакового размера, и это хорошо. За ним есть кому ухаживать? Он не должен вставать с кровати.
— Да был с ним один… Эй, пушистик, а где твой приятель? Повар этот?
Мысль о Лешуа обожгла сознание.
— Какое сегодня число? — выглянул я из-под одеяла, щурясь на яркий свет. — Какое?
— Десятое мая, — растерялся офицер и сунул мне под нос два пальца. — Сколько пальцев видишь?
— Отстаньте! — я оттолкнул его руку и сел на кровати, мужественно не обращая внимания на тошноту. — Он должен был вернуться! Где Лешуа? Я же все отдал!.. Мне надо проверить!
— Лежите, лежите! — перепугался лекарь Дудельман, опрокидывая меня обратно в постель. — Вам нельзя вставать! Избыток желчи может подступить к мозгу и убить вас!
Я бессильно застонал и спрятал голову под подушку. Офицер выпроводил лекаря и вернулся, усевшись рядом со мной на постель.
— Пушистик… — осторожно начал он. — Ты это… отдыхай. Береги себя. И это… не волнуйся. Я прикрыл твою ложь. Хотя точно знаю, чьих поганых рук это дело!..
— Это я убил!.. — стукнул я кулаком по постели, однако высунуть голову не рискнул.
— Тише, тише! Ты так ты. Надо же… Ёжик шишканутый! Пришить наемного убийцу и глазом не моргнуть… Ловкая стерва. Но ты ей передай… ну когда увидишь…
— Я понятия не имею!..
— Тише, тише! Просто передай, что советник согласен на ее условия.
— На какие еще условия? — я выглянул из-под подушки и уставился на странно печального офицера. — Какие условия?!?
— Тише, тише!
Он попытался меня осадить, но я уже схватил его за грудки и затряс.
— Какие к демону условия?!? Что еще она задумала?!?
— Прости, Кысей, — голос сыскаря дрогнул, он впервые назвал меня по имени, а не дурацкой кличкой. — Прости, но больше я тебе ничего не могу сказать. Отдыхай.
Он осторожно высвободился из моей хватки и пошел к двери.
— Не верьте ей! Слышите? Не смейте заключать с ней никаких сделок! Она проведет вас! — надрывался я ему вслед.
Он остановился, повернулся ко мне и покачал головой:
— В том-то и дело, что нет. Цветочек слово держит. И советник тоже не рискнет ее обмануть. А мы с тобой просто пешки в их игре…
Он взялся за дверную ручку и пожал плечами:
— Да, кстати… С телом Ву Сона что-то странное. В ледник его привезли уже полностью разложившимся. Как будто труп пролежал не несколько часов в театре, а несколько дней под палящим солнцем… Никогда такого не видел.
Тошнота подкатила к горлу, и меня вырвало. Я едва успел перегнуться через край кровати.
Я плавал в болезненном забытье, в каком-то странном кровавом киселе, в котором пытался догнать безумицу. Я хватал ее за волосы, но клочок оставался у меня в кулаке, расползаясь бесформенной гнилью, а Хриз оборачивалась и хохотала. Ее смех больно бил по барабанным перепонкам, но я не сдавался. Я сжимал пальцы на ее запястье, но вместо кожи чувствовал кости. Они рассыпались липким прахом, и я давился криком ужаса, но продолжал плыть за ней. Движения давались все тяжелее, кисель сгущался и забивался в рот и нос. Я пускал розовые горькие пузыри, почему-то пахнущие шоколадом…
— Ммм!
Я открыл глаза. Передо мной маячила рожа Луки. Его губы и щеки были измазаны шоколадом. Он радостно лыбился, а заметив, что я открыл глаза,
