С внутренней стороны большого темного входа в копь рабочие, сновавшие туда и обратно, почтительно уступили нам с Ливией дорогу. Она достала из груды валявшихся кожаных передников по одному для каждого из нас. Я начал было завязывать передник вокруг пояса, но девочка рассмеялась и сказала:

– Не так. Надень его задом наперед. Давай, переверни.

Растерявшись, я повернулся к ней спиной (таким образом, я смог увидеть тьму внутри копи), а Ливия переодела передник и завязала его длинный конец у меня на спине.

– Завязки должны быть спереди, – пояснила она. – Теперь подтяни подол между ног и держись за него обеими руками.

Я так и сделал, и тут Ливия повергла меня в изумление. Весело рассмеявшись, она так сильно толкнула меня, что я полетел в темноту и там поскользнулся. Я обнаружил, что громыхаю на своем переднике по крутому вытертому скату из прочной соли, отполированному до меня, наверное, миллионами людей, потому что он был таким же скользким, как лед. Казалось, что, пока я летел через тьму вниз, прошла целая вечность, но, возможно, это заняло всего лишь несколько ударов сердца. Но постепенно скат делался все более пологим, пока не стал совершенно плоским, и я увидел над головой свет. Я все еще двигался с большой скоростью, когда скат внезапно закончился, так что я чуть не взлетел в воздух, прежде чем приземлиться на груду подушек из молодых побегов сосны. Какое-то время я сидел оглушенный, а затем буквально задохнулся, потому что ноги Ливии ударились мне в спину и мы оба скатились с сосновых подушек.

– Вот глупец, – заявила она, снова хихикая, когда мы с трудом поднимались. – Такой бездельник долго не проживет под землей. Давай пошевеливайся! Иначе на тебе окажется целая куча рудокопов.

Я откатился подальше, и вовремя. Ибо множество людей, все с пустыми корзинами, посыпались из темноты в освещенный факелами и окруженный стенами из соли проход, в котором мы приземлились. Каждый из мужчин проворно вскакивал с груды сосновых лап, чтобы освободить дорогу следующему, а затем чуть медленней направлялся в коридор. За этой процессией мужчин я мог разглядеть другую: шеренгу людей, которые появлялись из копи, сгибаясь под тяжестью своих корзин, шли, пока их на мгновение не останавливал бригадир, стоявший внизу лестницы – исключительно длинной, состоящей из очень толстых балок-ступеней, – и, исчезая во тьме, поднимались по ней наверх.

Когда я снова отдышался, малышка Ливия повела меня сначала по одному проходу, огибая множество углов, затем по другим, которые в свою очередь продолжали ветвиться. В каждом горел яркий приятный свет; чтобы добиться этого, требовалось совсем немного факелов на значительном расстоянии один от другого, потому что прозрачные стены из соли собирали отблески, отражали и рассеивали их на большое расстояние в обоих направлениях. Таким образом, мы неторопливо шли между яркими красновато-желтыми пятнами света от факелов, двигаясь в мягком оранжевом сиянии, исходящем от стен, пола и потолка, словно оказались внутри самого огромного в мире драгоценного камня под названием гранат. Каким-то образом, я не мог понять как именно, все части копей сообщались между собой, выходя наружу, на склоны горы. Повсюду внутри дул слабый, но ощутимый ветерок, который не только снабжал копь свежим воздухом даже на самых низких уровнях, но также быстро уносил прочь дым от факелов, не давая ему закоптить соль. Почти в каждом проходе постоянно двигались тяжело нагруженные люди, шедшие навстречу нам с Ливией, и люди с пустыми корзинами, те устало тащились в том же направлении, что и мы, но некоторые боковые проходы были совершенно пустыми, и я спросил почему.

– Они ведут туда, где соль уже выбрана до самой горной породы и копь истощилась, – ответила девочка. – Но я не поведу тебя в какую-нибудь шахту, где сейчас добывают соль, потому что там всегда существует опасность обвала, а я не могу подвергать гостя такому риску.

– Спасибо, – от всего сердца поблагодарил я.

– Тем не менее есть одно место, которое я хочу показать тебе. Нам придется зайти довольно далеко. Как внутрь, так и вниз.

Она показала, и я увидел еще один темный скат, а рудокопы снова уступили нам дорогу. Здесь Ливия уже не дурачилась, и я склонил голову, пропуская ее вперед. На этот раз, последовав за ней, я нашел, что стремительная езда на переднике – весьма захватывающее занятие. Но нам снова пришлось прокладывать путь по многочисленным коридорам, после чего опять спускаться по очередному длинному скату, еще проходы, снова скаты, – я начал чувствовать себя неуютно. В юности, как я уже говорил, я проводил много времени в тоннелях и пещерах, исследуя свои любимые водопады в Балсан-Хринкхен, но они вели меня глубоко внутрь обрыва, а не вниз, вниз и еще раз вниз под гору.

Казалось, что мы с Ливией снова оказались на том же уровне, что и город, который я покинул утром. Это означало, что у меня над головой возвышались целые громады Альп, и от того, чтобы придавить меня, их удерживали только стены и потолки из соли. Соль же, думал я, очень хрупкое вещество. Однако проходившие мимо нас рудокопы не выказывали никакого страха, и девочка весело шла вперед, поэтому я взял себя в руки и двинулся за ней. Теперь Ливия свернула в сторону от оживленных проходов, в один пустой, но тоже освещенный факелами. Он становился все шире и выше, пока мы продвигались вперед, и наконец коридор развернулся. Мы остановились на краю огромной пещеры, где не было людей, однако освещенной гораздо лучше всех остальных.

Она была очень похожа на те пещеры в Балсан-Хринкхен, которые я описывал, но превосходила их как по размеру, так и по красоте. Все, что там преимущественно состояло из растаявшей, а затем застывшей породы, здесь было покрыто солью: колонны между полом и потолком, все в желобках; кружево, занавеси и застывшие водопады вдоль стен; шпили, иглы и пики, выпирающие из пола; длинные, похожие на сосульки подвески, свисающие со сводчатых потолков. Все это было сделано из превосходной соли, которая дорого стоит на рынке, но соляные скульптуры были такими чудесными, что за все те долгие столетия или даже тысячелетия, пока разрабатывали эту копь, они оставались нетронутыми.

Рабочим пришлось здорово потрудиться, чтобы как следует осветить это место. Должно быть, это было потруднее, чем добывать соль: прикрепить факелы вокруг закругляющихся стен до самого свода. В результате огонь, рассеянный прозрачными соляными скульптурами, отражался во все стороны от вздымающегося купола из соли, словно эхо стало зримым, и мне показалось, что я стою уже не