Никогда еще я не видел ни одной общины (начиная с самых маленьких деревушек и кончая огромными городами), которая бы так стремилась украсить себя. Полагаю, что, должно быть, радующее сердце очарование этих мест подвигло людей сделать свой город таким. Ну и разумеется, зажиточные горожане вполне могли позволить себе эти необязательные, но такие милые украшения своих домов. На одном из хребтов Альп, высоко над Хальштатом, располагалась огромная соляная копь, как мне сказали, самая старая в мире. И в наши дни там находили грубые примитивные орудия труда, а также пропитанные солью трупы людей, очевидно погибших в пещерах целую вечность тому назад. Создания эти были такими уродливыми и маленькими – но с хорошо развитой мускулатурой, – что они вполне могли бы сойти за skohl, живущих под землей, не будь на них кожаной одежды, которую до сих пор носят рудокопы. Таким образом, как утверждают местные жители, эта соляная копь, должно быть, разрабатывалась еще со времен детей Ноя, которых разбросало по всему свету.
Во всяком случае, копь до сих пор не истощилась и была полна чистейшей соли, что позволяло жителям города оставаться богатыми людьми. Их семьи жили здесь с незапамятных времен, и в хальштатцах смешалось столько кровей – ибо выходцы почти из всех германских племен еще давным-давно породнились с римскими колонистами, пришедшими сюда из Италии, – что теперь было трудно сказать, к какому народу эти люди принадлежат; достоверно было известно лишь то, что они считались жителями римской провинции Норик.
Двигаясь вдоль берега озера, мы с Вайрдом оказались на окраине города, где располагались единственные конюшни. В одной из них мы оставили своих лошадей, заплатили за их содержание и уход за ними. После чего, нагрузившись своими вещами, мы неторопливо направились по единственной широкой улице Хальштата вдоль берега озера, откуда я смог наконец рассмотреть, что это были за странные предметы на воде. Совсем близко от берега неторопливо бродили по мелководью или задумчиво стояли на одной ноге черные и пурпурные цапли. Чуть дальше спокойно плавали великолепные белые лебеди. Еще дальше виднелись рыбацкие лодки, таких суденышек я раньше никогда не встречал. Местные жители называют их faúrda, что иронически можно перевести как «идущий пешком», хотя им, разумеется, и нет нужды нестись куда-то на большой скорости. Каждая такая лодка по своей форме напоминала разрезанную пополам дыню. Носы лодок высоко загибались над водой, а корма, где находились гребцы, была плоской и обрубленной. Уж не знаю, почему здесь делали столь необычные плавательные средства с не менее странными названиями, однако не думаю, что подобная лодка на самом деле могла быть быстроходной.
В первый вечер мы с Вайрдом поужинали восхитительным жареным судаком, выловленным всего лишь с час тому назад. Таверна, куда мы заглянули, располагалась на городской площади, а caupo, дородный мужчина по имени Андреас, оказался очередным давним знакомцем Вайрда. Весь фасад здания был украшен причудливыми узорами, сбоку у двери стояли ящики с цветами, но задняя стена дома, выходившая прямо на берег озера, вся была сделана из панелей, которые caupo в хорошую погоду убирал. Таким образом, за ужином мы вовсю наслаждались видом озера Хальштат в сумерках и все еще освещенными солнцем вершинами гор за ним; мы бросали кусочки хлеба лебедям, которые скользили прямо под нашей террасой. Мы несколько раз громко крикнули, чтобы услышать, как над водой к нам долетает слабый ответ нимфы Эхо, замирая вдали, там, где виднелись черные вершины гор. Покончив с едой, мы удалились наверх и легли в теплые уютные постели. Я долго бодрствовал, лежал, повернув голову к окну, и смотрел на луну, вставшую над горами и превратившую своим холодным светом необычайно синюю гладь озера в серебро. После этого мои глаза закрылись, и последнее, что я подумал, перед тем как уснуть, – сегодня самый мирный и счастливый день в моей жизни.
* * *Когда я проснулся на следующее утро, то обнаружил, что Вайрд уже встал, умылся и оделся. Он держал в руке штаны, в которых странствовал по горам, изучая маленькую красную прореху на одной из штанин.
– Ты поранился? – сонно спросил я.
– Та волчица, – проворчал он, – она укусила меня, прежде чем я убил ее. Это меня беспокоило, но вроде бы укус хорошо заживает.
– Чем же так обеспокоила тебя столь маленькая ранка? Я видел, что ты не раз мучился гораздо больше после того, как один выпивал целый кувшин с вином.
– Не дерзи старшим, мальчишка. Та волчица страдала от hundswoths, а эта ужасная болезнь может передаваться через укусы. Но я надеялся, что ее клыки не прокусили мои толстые штаны и ткань защитила меня от ядовитой слюны… кажется, так и есть. Поверь мне, это большое облегчение: видеть, что царапина благополучно зажила. Ну что, пошли в таверну.
Я слышал о hundswoths – это значит «собачье бешенство»; говорили, будто недуг этот ведет к неминуемой смерти, но я никогда не видел ни одного больного им животного. Разумеется, я беспокоился бы не меньше Вайрда, если бы узнал о его ране, но теперь, когда он так легкомысленно забыл о ней, я был рад, что старик ничего не сказал мне.
Я присоединился к Вайрду в таверне, где он позавтракал только черным хлебом и вином, после чего, похоже, собрался пить вместе со своим старым другом caupo до самого вечера. Я быстро перекусил колбасой и вареным утиным яйцом, запил все кружкой молока и поскорее вышел наружу – мне не терпелось оказаться под жемчужными лучами солнца и отправиться изучать Хальштат.
Вы небось думаете, что пребывание в таком маленьком и изолированном от внешнего мира городке казалось довольно скучным молодому человеку, но я нашел тут много такого, что очаровало меня в самый первый и в последующие дни, и собирался провести здесь все лето. В то первое утро я решил обследовать район, так сказать, сверху донизу и направился наверх вдоль потока, по течению которого мы с Вайрдом спускались днем раньше. Пришлось осторожно карабкаться наверх, однако это дало мне возможность временами останавливаться. Пока я приходил в себя и восстанавливал дыхание, я мог не торопясь изучать окрестности и восхищаться видом с огромной высоты. Я миновал то место, где мы с Вайрдом обогнули отрог горы, и на развилке выбрал дорогу, которая вела наверх. Наконец я добрался до соляной копи, которая и
