В тот день я впервые услышал про великого Теодориха, чья жизнь по прошествии некоторого времени должна была тесно переплестись с моей собственной. Однако поскольку я не был мудрецом, не умел гадать на рунах и не был наделен даром пророка, то слушал Вайрда всего лишь с легким интересом. Он продолжил свой рассказ:
– Говорят, сейчас этого юного Теодориха держат в заложниках в императорском дворце в Константинополе. Римляне хотят быть уверены в том, что его отец и дядя не нарушат перемирие в Восточной империи. Мальчишке повезло: быть заложником у императора Льва гораздо приятней, чем, скажем, у гуннов. Я слышал, что этого Теодориха вырастили со всеми привилегиями, которые оказывают сыну заслуженного римского патриция. Говорят, что его любят при дворе: парень он смышленый и ловкий, хорошо знает языки, да и физической силой не обделен. Не сомневаюсь, что, когда этот Теодорих вырастет, он унаследует королевство остроготов и небось доставит неприятности Римской империи. А его именем, кто знает, может, назовут целые поколения младенцев.
2
К городу Констанции[107] мы с Вайрдом подошли пешком, ведя в поводу своих лошадей, потому что на их седла были нагружены высокие тюки со шкурами. Мы шли от Базилии вверх по течению реки Рен, по дороге охотясь на все мохнатые существа, которые имели неосторожность показываться нам на глаза. В основном нам попадались небольшие зверьки – горностай, куница, хорек, – большинство из них были убиты камнями, выпущенными из моей пращи, потому что стрелы испортили бы их шкурки. Правда, Вайрд все-таки воспользовался своим гуннским луком, чтобы подстрелить трех или четырех росомах и одну рысь. Когда однажды в сумерках мы заметили большую, с красивыми пятнами серую рысь, беспечно сидевшую на дереве, – она рассматривала нас, возможно, надеялась схватить juika-bloth с моего плеча, – я сделал Вайрду знак не стрелять, но опоздал: он уже успел убить зверя.
– Надо было схватить рысь живьем, – сказал я и повторил то, что мне когда-то давно говорил крестьянин.
– Невежественное суеверие, – заявил Вайрд с презрительным смешком. – Рысь – это вовсе не волшебное существо, помесь лисы и волка. Посмотри сам. Уж она скорее двоюродная сестра дикого кота. Надеясь получить рысьи или какие-нибудь еще драгоценные камни, ты мог бы с таким же успехом разлить по бутылкам мочу самого крестьянина, который рассказал тебе эту историю. Не верь в сказки, мальчишка, кто бы их ни рассказывал, дурак или епископ. Или даже мудрец вроде меня. Пользуйся собственными глазами, опытом, своим разумом, чтобы осмыслить суть вещей.
Временами, когда у нас был запас только что снятых шкурок, мы останавливались и разбивали лагерь. Вайрд показывал мне, как обдирать шкурки и натягивать их на обод из ивы. А потом мы какое-то время бездельничали, поджидая, пока шкурки высохнут и будут готовы.
В очередной раз мы остановились неподалеку от водопада, высокого и бурного, состоящего из трехъярусного каскада во всю ширину реки Рен. Я сразу вспомнил водопады Балсан-Хринкхен: по сравнению с этим они казались просто игрушечными. Этот каскад был дикий, роскошный – настоящая стихия; тут днем и ночью можно было видеть радуги. Однако вся эта красота являлась серьезной помехой для лодочников, чьи ялики с невысокими бортами сновали вверх и вниз по реке: неподалеку от водопада им приходилось выгружать груз и тащить его на себе вверх или вниз по берегу реки в обход, а затем ждать, когда прибудет ялик с другой стороны; затем оба экипажа менялись суденышками и продолжали свой путь. Таким образом, на берегу Рена выше и ниже водопада располагались временные жилища, служившие убежищем людям и грузам, если вдруг приходилось ждать долго. В одном таком пустующем домике мы с Вайрдом уютно устроились на несколько дней. Мы скоблили и растягивали шкурки убитых зверьков, одновременно наслаждаясь великолепным пейзажем.
– Да уж, зрелище хоть куда, – сказал Вайрд. – А вон там, на другом берегу реки, видишь, это Черный лес. Акх, я знаю, знаю, он не черней, чем любой другой густой лес, но так уж его называют с незапамятных времен. А чуть дальше несколько небольших потоков соединяются, чтобы дать начало гораздо более могучей реке, чем Рен. Это Данувий, он течет по Черному лесу и впадает в Черное море. Если ты продолжишь поиски своих родичей готов, мальчишка, то однажды увидишь Данувий.
Мы двинулись дальше вверх по течению Рена и остановились в небольшом городке под названием Гунодор. Там тоже располагался римский гарнизон, хотя и не столь многочисленный, как в Базилии. Мы без труда нашли в Гунодоре пристанище, потому что у Вайрда были знакомые и там. Сменяв несколько шкурок на вещи, необходимые в путешествии: соль, веревки и рыболовные крючки, мы отменно поужинали. Гарнизонный повар угостил нас местными деликатесами. Я съел огромный кусок жареной гигантской рыбины под названием сом, отведал восхитительного твердого сыра, который римляне по праву считают самым лучшим на свете, запив все белым стайнзским и красным рейнским винами. Вайрд тоже воздал винам должное, хлебнув лишку.
Во время этого путешествия мы с Вайрдом не особенно утруждали себя охотой, пока не подошли к большому озеру, из которого брал начало Рен. Озеро Бригантинус, как еще в самом начале нашего знакомства рассказывал мне Вайрд, питается многочисленными небольшими ручейками, на берегах которых полным-полно бобров. К тому времени, когда мы дошли до озера, они только недавно выбрались из своих хаток и теперь героически трудились, ремонтируя изношенные за зиму запруды, чтобы поддерживать в ручьях необходимый им уровень воды. Вайрд хотел настрелять как можно больше бобров, пока они не начали линять, поэтому теперь мы начали охотиться всерьез. Вернее, охотился один Вайрд, потому что бобры слишком большие звери, чтобы поразить их камнем из пращи. А еще они очень осторожные и пугливые, так что моему другу редко представлялась возможность выпустить в цель больше одной стрелы за целый день, зато он почти никогда не промахивался. Когда Вайрд свежевал бобра, он брал не только шкурку, а также отрезал и собирал маленькие мешочки, которые располагаются рядом с анусом животного.
– Castoreum[108], – объяснил он. – Я могу продать это тем, кто делает лекарства.
– Иисусе! – пробормотал я, зажимая нос. – Надеюсь, они заплатят достаточно, чтобы мы это везли? Воняет еще хуже, чем шкурки хорьков!
Мы долго шли вдоль берега Бригантинуса, но близко не подходили, поэтому я не мог толком
