Я, конечно, преувеличивал, хотя и не слишком. Взяв верхний папирус, адресованный «сенату и гражданам Рима», я начал читать:
– «Считается, что благородное и достойное похвалы искусство создания статуй в Италии первыми стали практиковать этруски. Последующие поколения восприняли его и создали в городе Риме почти такое же количество статуй, сколько там проживает жителей. Я говорю об изобилии статуй, которые изображают богов, героев и прославленных римлян прошлого, а также об огромном табуне коней из камня и металла, украшающих наши улицы, площади и форумы. И будь в природе человеческой изначально заложено почтение, то именно оно, а не когорты охранников было бы бдительным стражем драгоценных статуй Рима. А что мы можем сказать о драгоценном мраморе и дорогой бронзе, которые являются сокровищами не только из-за того, что сделаны из уникальных материалов, но и потому, что из них сооружены настоящие произведения искусства. А сколько рук стремится при первой возможности сорвать их с тех мест, где они находятся?.. Это же относится и к целому лесу римских стен, которые также необходимо поскорее отремонтировать, равно как и городские статуи. А пока все честные горожане должны охранять этих безмолвных жителей Рима, следить за тем, чтобы статуи больше не калечили, не обезображивали и не разбивали на куски. О честные граждане Рима! Мы спрашиваем вас: если на вас возложили такие обязательства, то разве можете вы пренебречь ими? Кто может быть столь корыстным? Вы должны следить за теми вороватыми нечестивцами, о коих вас предупредили. Затем, когда негодяя схватят, его предписывается подвергнуть публичному наказанию, ибо он повредил красоту, созданную античными мастерами, отсечь ему конечности, наказав сего злоумышленника за то, что заставил страдать наши памятники…»
Я остановился, снова перелистал страницы, откашлялся и сказал:
– Ты прав, Кассиодор, здесь все-таки говорится «прекратите это». Только гораздо более… как бы это выразиться…
– Гораздо более убедительно, – пришел он мне на помощь. – Гораздо более полно.
– Да, полно. Вот именно то слово, которое я подыскивал.
– Если ты продолжишь читать дальше, сайон Торн, документ понравится тебе еще больше. Там я пишу, как король Теодорих распространяется о нуждах…
– Нет-нет, Кассиодор, – сказал я, подталкивая к нему листы. – Думаю, я сделаю это позже. Я не хочу портить себе удовольствие, наспех просмотрев его. Я услышу все полностью, когда документ этот озвучат в сенате.
– Мое сочинение прочитают в сенате! – воскликнул он радостно. Затем свернул папирус в трубочку, накапал сверху расплавленного свинца и приложил печать Теодориха. – В сенате!
– Да, – сказал я. – И готов поспорить на что угодно, сенаторы одобрят его громкими возгласами: «Vere diserte! Nove diserte!»
4
Бо́льшую часть правления Теодориха я занимался тем, что практически и так делал всю свою жизнь, – путешествовал, наблюдал, изучал, испытывал. Все остальные маршалы короля были рады осесть в каком-нибудь городе, занять хороший пост и вести спокойную, размеренную жизнь, но мне гораздо больше нравилось быть странствующим посланцем короля, его далеко протянутой рукой и всевидящим оком. Теодорих несколько раз предлагал мне пожить при его дворе. Я мог оставаться какое-то время в своей резиденции в Риме или в Новы, но у меня всегда также находилось чем заняться в королевстве Теодориха и за его пределами.
Иногда я отправлялся в путь по приказу Теодориха, а иногда по своим собственным делам, но в результате побывал везде – от великолепного и часто посещаемого римской знатью морского курорта Байё до самых отдаленных районов, где обитали племена союзников. Порой я путешествовал в доспехах, украшенных изображением кабана и другими знаками отличия, свидетельствовавшими о моем маршальском звании, а в другой раз облачался в элегантные наряды herizogo или dux, гордо демонстрируя свой титул, однако гораздо чаще я ездил в неприметном платье простого путешественника. Иногда меня сопровождал отряд воинов или же несколько слуг, чтобы под рукой были гонцы, способные быстро доставить послание, однако обычно я ездил повсюду один и сам потом обо всем лично докладывал королю.
Я мог вернуться и сказать: «Теодорих, в таком-то месте твои подданные полностью одобряют правление нового монарха и подчиняются изданным тобой законам и приказам».
Или: «А вот в этом городе, Теодорих, твои подданные нуждаются в более строгих управляющих, нежели те, кто теперь занимает этот пост».
Или: «Я заметил, что в некоей земле за пределами твоего королевства тлеет зависть. Смотри, как бы эти люди не предприняли попытку вторжения с целью разграбить твои богатые владения».
Или: «В таком-то иноземном государстве люди настолько сильно завидуют жизни твоих подданных, что жаждут сами присоединиться к твоей империи».
Я также регулярно докладывал, как продвигаются те или иные начинания Теодориха, направленные на то, чтобы улучшить жизнь его народа. Во времена его правления старые римские дороги, акведуки, мосты и сточные трубы были отремонтированы, а там, где это было необходимо, построили новые. Новый король не ограничился улучшением климата одной только Равенны, он послал дополнительно огромное количество людей и быков, чтобы осушить Помптинские болота вокруг Рима, ликвидировать трясину возле Сполетия и Анксура.
Но, акх, мне нет нужды вспоминать обо всех бесчисленных достижениях и славных деяниях Теодориха. Упоминания о них можно отыскать в официальных летописях того времени. Кассиодор Филиус очень тщательно составлял их на основе своих повседневных записей. Будучи личным квестором и писарем короля, он был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило с того времени, как Теодорих занял трон, а в том, что предшествовало этому, он в основном полагался на мои собственные заметки относительно прошлого готов. (Я в душе мечтал, чтобы написание летописи было поручено Боэцию – тогда ее можно было бы читать, – тогда как «Historia Gothorum»[422] Кассиодора, боюсь, имела бы бесконечное число томов.)
Благодаря заботам Теодориха бывшая Западная Римская империя в его правление наконец-то стала расцветать, впервые со времен «пяти добрых императоров». На самом деле еще задолго до того, как борода короля из золотистой превратилась в серебристую, его стали называть Теодорихом Великим не только подхалимы и льстецы, но также многие из его друзей-монархов. Даже те, кто не был его союзником или не особенно любил Теодориха, частенько пользовались его мудрыми советами. Что же касается подданных Теодориха… ну, многие небогатые римляне так и не смирились с тем, что он чужеземец, а твердолобые католические священники – с тем, что он арианин. Были и такие, кто так и не простил ему убийство Одоакра. Однако ни один из этих злопыхателей не смог бы отрицать, что теперь ему благодаря Теодориху живется гораздо лучше, чем раньше.
Как я уже говорил, Теодорих не стал, в отличие от всех прежних завоевателей, навязывать новым подданным свои собственные стандарты в области морали, традиций, культуры или религии. Вместо этого он заставил
