Все мужчины в отряде были вооружены достаточно, чтобы сразиться при столкновении с врагами, а также чтобы внушить страх простому населению, которое встречалось нам в пути. Кони покрыты боевыми доспехами, а воины все в кожаных доспехах и металлических шлемах. При этом все – и люди, и лошади – были увешаны разным оружием. Воины отполировали до блеска кожу своих доспехов, а заодно моих и Велокса, застывшей камедью акации, соком барбариса, пивом и уксусом. У всех, включая и меня, позади седла были приторочены плащи из блестящих шкур бурых медведей, по краям отделанные медвежьими зубами и клыками, на случай непогоды.
Мой шлем теперь был украшен, равно как и чрезвычайно внушительный торс моих новых кожаных доспехов, узорами из виноградных листьев и фруктов, перемежающихся фигурами вепрей – этот дикий зверь был эмблемой маршала. Поверх доспехов на мне красовалась новая шерстяная накидка, которая называлась chlamys, с каймой, отделанной искусной зеленой вышивкой; она была скреплена на моем правом плече новой драгоценной фибулой, которая тоже была выполнена в виде вепря. Перевязь моего меча скрепляла большая пряжка из коринфской aes в виде демонического лика с высунутым языком. Это, как объяснил мне мастер, который ее изготовил, предохранит того, кто ее носит, от происков любого хитрого skohl или других недоброжелателей.
Хотя все, что было на мне надето, являлось, несомненно, мужским нарядом, я был уверен, что именно женская половина моей натуры заставляла меня так гордиться собой и своим великолепием, я даже немного жалел о том, что готский обычай запрещал мне носить принятый у легионеров плюмаж на шлеме. Возможно, именно из чисто женского тщеславия мне так хотелось продемонстрировать своим попутчикам, как мое изобретение – петля для ног – позволяет чрезвычайно ловко держаться на спине коня и управляться с луком и стрелами. И еще я страстно желал, чтобы подвернулась хоть какая-то возможность помахать новеньким «змеиным» мечом и произвести впечатление. Но пока что я мог все это доказать, лишь охотясь на дичь, которой мы питались в пути, а это, конечно же, было ниже достоинства маршала.
Именно поэтому, как только нам хотелось свежего мяса, я отправлял охотиться своих телохранителей. Они, подобно Дайле, скопировали мое изобретение и теперь успешно охотились верхом и всегда приносили много дичи. Однако, для того чтобы разыскать дичь, им приходилось намного опережать нашу блестящую и грохочущую колонну. Поэтому никто из наших попутчиков не мог увидеть, как полезно это приспособление, и никто – включая принцессу и ее служанку – не решился перенять его.
Если уж быть честным, не было никакой нужды охотиться. Приятно подкрепиться свежим мясом кабана, оленя, лося или животных поменьше, но в убийстве их не было никакой необходимости. Старый Костула и другие дворцовые слуги погрузили на наших вьючных лошадей всевозможные продукты и изысканные вина. А еще у нас имелся запас одежды, гвоздей, чтобы подковать лошадей и починить carruca, стрел и тетив для луков. Мы также везли множество дорогих подарков, отобранных Амаламеной, которые должны были вручить императору Льву: драгоценные заколки из финифти, с золотыми и серебряными инкрустациями, душистое мыло, бочки с темным горьким пивом и всевозможные вещицы, которые готы делали лучше всех остальных. (Хотя, замечу в скобках, мы не взяли с собой ни одного «змеиного» клинка.) Мы путешествовали, не боясь замерзнуть и не испытывая трудностей, которых я опасался из-за принцессы, поскольку были прекрасно экипированы, а земли, через которые мы проезжали, изобиловали водой, и в большинстве крестьянских хозяйств мы легко могли раздобыть свежие яйца, хлеб, масло и овощи, а также сено для наших лошадей; кроме того, мы частенько имели возможность выспаться в мягких стогах или теплых сараях.
Очевидно, она и другие уроженцы Новы были лучше меня знакомы с состоянием окрестных дорог. Я был полон сомнений, когда увидел большую и тяжелую carruca Амаламены в нашей колонне. Однако, хотя мы и не отыскали ни одной по-настоящему широкой мощеной римской дороги, пока не оказались неподалеку от цели нашего путешествия, те, другие дороги, по которым мы передвигались, были достаточно просторными и утоптанными и в большинстве своем только немного наклонными. Поразмыслив, я понял, что этого и следовало ожидать. Не только потому, что Константинополь – это Новый Рим Восточной империи, но и потому, что он был большим портовым городом нескольких великих морей, а еще он – как и Рим – являлся центром сходящихся в этом месте дорог. Та, по которой мы сейчас двигались, вела на юго-восток по провинции Нижняя Мёзия, где столичным городом был Новы. Затем мы оказались в провинции Гемимонт, пересекли по диагонали провинцию Родопы и наконец оказались в провинции под названием Европа.
В целом наш путь был легким и необременительным, никаких неприятностей с нами по дороге не приключилось. Нам не пришлось ни разу столкнуться с грабителями или обходить какую-нибудь недружественную нам местность. Дайла сказал, что остроготы, верные нашему Теодориху, занимают земли к западу. Те же, кто присягнул в верности Теодориху Страбону, живут на востоке. В основном путь наш проходил через страну, заселенную сравнительно недавно людьми, которые пришли туда из земель, менее удобных для жизни, расположенных где-то к северу от Карпатских гор. Готы именовали их вендами, римляне – венедами, те, кто говорил на греческом, – склавами, но сами они называли себя скловенами. Во время своих прежних скитаний я изредка встречал то одного, то другого скловена, но впервые оказался среди такого множества этих темноволосых краснолицых людей с широкими плоскими носами и высокими скулами. Хотя скловены не слишком возмущались, что мы проходим по их территории, и довольно охотно соглашались продавать нам продукты, мы все-таки решили, что они не слишком приятные люди.
Скловены не относятся к дикарям,
