А в марте подоспел еще один праздник. Этот день на календарях жителей Виндобоны, как и во всей империи, не был отмечен красным creta. В самом начале марта во все провинции послали гонцов с объявлением того, что в шестнадцатый день сего месяца некий Глицерий должен заявить свои права на императорский пурпур. Никто ничего толком не знал про этого Глицерия, кроме разве того, что он воин, призванный вывести империю из хаоса и стать ее временным защитником после того, как почти одновременно умерли император Анфемий и Рикимер Делатель Королей. Этому Глицерию должны были передать титул, а всем римским гражданам было приказано отметить в марте его восхождение на престол и пожелать новому императору «salve atque flore!»[188]. Он мог оказаться полным ничтожеством, но Виндобона всегда с радостью приветствовала любой повод для празднования. Разве можно было упустить такой торжественный случай! Все женщины немедленно облачились в столы, а мужчины в тоги, и я порадовался тому, что портной все-таки настоял на том, чтобы сшить для меня парадную одежду.
Однако, если говорить начистоту, я начал уставать от жизни, представлявшей собой постоянный круговорот светских сборищ и увеселений. Повсюду, куда бы я ни пошел, я неизменно встречал одних и тех же людей. Я мог занять себя только тем, что они называли «плетением Пенелопы»: это означало бесконечное пустое времяпрепровождение.
Я решил, что уже узнал все, чему эти люди могли обучить меня относительно манер, особенностей и занятий высшего сословия. Как их поведение, так и разговоры теперь казались мне насквозь притворными и совершенно пустыми.
Теперь мне хотелось познакомиться с людьми пусть не такими изысканными, но зато более настоящими. Вспомните, кого из мужчин я считал лучшими своими друзьями. Старого охотника, знатока леса Вайрда, который начал свою жизнь в качестве простого колониального воина. И моего ровесника Гудинанда, происходившего из самых низов общества. Я надеялся, что если снова сменю круг общения, то смогу встретить людей не менее замечательных.
Акх, я вовсе не собирался полностью прекратить все контакты с высшим обществом Виндобоны; я абсолютно не устал от тайных встреч с многочисленными подругами, которых там завел. Да и не мог я в своем обличье вот так просто отправиться в беднейшие кварталы города и снискать расположение среди простолюдинов. Плебеи могут восхищаться теми, кто лучше их, могут им завидовать или их ненавидеть, но они, разумеется, сразу узнают одного из таких людей, включая его светлость Торнарекса. Мне нужна была новая личина, которую я мог бы надевать и сбрасывать по своему желанию. При этом она не должна была быть чрезмерно уродливой. Мне хотелось всего лишь перевоплотиться из мужчины в женщину: с другим именем, соответствующим образом накрашенную, одетую в женский наряд и обладающую грацией. И мне, как вы понимаете, это было гораздо проще сделать, чем кому бы то ни было другому.
Я призадумался, где лучше всего поселить это свое второе «я». Я вспомнил, что, когда Тиуда расспрашивал о дешевом жилье, Амалрик порекомендовал ему дом какой-то вдовы. Поэтому я спросил хозяина, как отыскать это место.
– Лачугу вдовы Денглы? – спросил он, и на лице его отобразилось отвращение. – Vái, ваша светлость, зачем вам ходить туда?
– Только для того, чтобы забрать тайное послание, – солгал я, – и отправить ответ. Я договорился с Тиудой, своим слугой и шпионом, держать связь через домик вдовы.
– Gudisks Himins, – проворчал Амалрик. – Тогда, боюсь, ваши тайные донесения больше не являются секретом. Эта женщина наверняка открыла и прочитала их все, а затем сообщила их содержание за границу или иным образом использовала их для собственного блага.
Я рассмеялся:
– Похоже, ты не слишком-то высокого мнения об этой Денгле.
– Не я один, ваша светлость. Да никто в Виндобоне о ней слова доброго не скажет. Мало того что эта вдова ворует все, что плохо лежит, так она еще, как хорек, вынюхивает delicta[189] и peccata[190] знатных особ, а затем выкачивает из них огромное количество золота, угрожая разоблачить эти секреты. Кое-кто говорит, что Денгла вызнает их благодаря haliuruns – древнему искусству магии. Так или иначе, эта женщина знает столько сокровенных тайн наших членов городского магистрата и судей, что они не осмеливаются выгнать ее из города, хотя по долгу службы и обязаны это сделать. В любом случае, надеюсь, я убедил вас держаться от нее подальше.
Я снова рассмеялся:
– Ni allis. Ты только разжег мое любопытство. Я всегда ищу что-то новенькое. Люблю приключения, так что запугать меня очень трудно.
4
За время своего пребывания у вдовы Денглы я не раз вспомнил слова доброго Амалрика, ибо узнал немало отвратительных вещей.
Когда однажды утром я появился у дверей ее дома, то был одет в свое самое старое и поношенное женское платье и имел при себе совсем мало вещей, связанных в узел: требовалось убедить хозяйку, что перед ней настоящая плебейка. Перекошенную и разбитую дверь дома в ответ на мой стук открыла невысокая костлявая женщина, примерно ровесница Амалрика. Она была одета чуть лучше меня, но, без всяких сомнений, платье на ней было патрицианским. Смахивающее по форме на тарелку лицо землистого цвета в изобилии покрывали focus и другие притирания. Волосы вдовы, вероятно, уже начали седеть, но они были окрашены в рыжеватый цвет.
– Гая Денгла, – вежливо обратился я к ней, – я только что прибыла в Виндобону и ищу жилье на несколько недель. Мне сказали, что иногда ты пускаешь постояльцев.
Она оглядела меня с ног до головы, гораздо внимательней, чем я ее. Затем, даже не поинтересовавшись моим именем, вдова требовательно вопросила:
– А ты можешь заплатить, девчонка?
Я вытянул вперед руку с зажатым в ладони серебряным силиком. Хотя маленькие глазки Денглы жадно сверкнули, она презрительно фыркнула:
– Это всего лишь недельная плата за проживание.
Я не стал возмущаться подобной дороговизной, а лишь произнес покорно:
– Я надеюсь заработать еще.
– Шлюха, небось? – ухмыльнулась хозяйка. Однако она, очевидно, не возражала против такого рода занятий, потому что добавила: – Если ты намереваешься развлекать своих stupratores[191] здесь, то учти – лишь за дополнительную плату.
– Я вовсе не из таких, почтенная Денгла, – сказал
