Хотя... кое-что все-таки было. И, если подумать, довольно серьезное. Недостаток этот был оборотной стороной достоинства. Я уже знала – и по его рассказам о себе, и по разговорам в Скайпе, что упорства ему не занимать. Если Алеш ставил какую-то цель, он этого добивался, рано или поздно. Само по себе это было прекрасно, но побочным эффектом упорства оказалось непрошибаемое упрямство.
Вообще подобное меня не удивляло – таким же упорным и упрямым был Димка. Но разница все-таки ощущалась. Димка – жесткий и где-то даже нахрапистый. Какой внешне, такой и внутренне. Алеш – спокойный, мягкий, но уж если упирался… Это как скважину для колодца бурить в неудачном месте. Сначала идет легко, а потом бур натыкается на камень – и все, дальше ни шагу. Если Алеш давал понять, что о чем-то говорить не хочет, разумнее всего было заткнуться. Все дальнейшие попытки продолжить натыкались на тяжелое молчание. В лучшем случае он переводил разговор на что-то другое. Впрочем, зачастую к этой теме можно было вернуться позже, уже с большим успехом.
Кроме того, если Алеш был уверен в правильности своего решения, он принимал его единолично, не спрашивая меня – как, например, с тем же платьем. Справедливости ради, возможность для маневра все-таки оставлял, но уже задним числом. Если бы я вдруг от платья наотрез отказалась, мы, думаю, без лишних споров отправились бы в менее пафосное место, где вполне сошло бы мое la petite robe noire, которое и в пир, и в мир, и в добры люди. Или вообще в господу, нацепив джинсы.
Странное дело, когда я наконец сформулировала этот, как сказала бы мама, системный баг Алеша, мне сразу стало легче. Людей без недостатков все равно не бывает, но если недостатки определены, хотя бы представляешь, как с ними можно уживаться.
Тридцатого утром мы почти попрощались – ведь больше у нас не было возможности побыть вдвоем. Вместе прошли по квартире, проверив, не осталось ли каких-нибудь моих следов, которые могла заметить Марта. О будущем мы после моего дня рождения ни разу не говорили. Даже о самом ближайшем.
Алеш подвез меня к «Арчибальду», и мы долго еще сидели в машине – никак не могли расстаться. Наконец он уехал, и мне стало так тоскливо, как будто на этом все опять заканчивалось.
Весь день я бродила по Праге – своей Праге, словно пыталась найти следы на камнях. Следы прежней жизни. Снова, как и каждый раз, когда приезжала сюда, искала себя – маленькую девочку, девушку-подростка. А вечером мы собрались «Na Slamníku» - в маленьком кафе недалеко от школы, где когда-то часто бывали. Я, Вера и еще несколько наших одноклассников, которые жили в Праге. Хотелось рассказать свои потрясающие новости, но в последний момент удержалась. Наверно, побоялась сглазить.
Утром, оставив чемодан в камере хранения, я поехала в церковь. И вот теперь сидела на узкой жесткой скамье, как на иголках, то и дело поглядывая на часы. Наконец служба закончилась, и прихожане потянулись к выходу. Я встала, не зная, как лучше: остаться внутри или выйти на крыльцо.
- Пани Анна?
Почему-то я смотрела на центральный проход, но Алеш вышел по боковому. Я обернулась. Он стоял у начала скамьи, где я сидела, а рядом с ним нетерпеливо переминалась с ноги на ногу худенькая девочка в розовой курточке. Я двинулась было в их сторону, но Алеш сам пошел ко мне, обходя скамью сзади. Марта нехотя поплелась за ним.
- Добрый день, пан Алеш, - сказала я.
- Добрый день, - кивнул он. – Это моя дочь, Марта. А это пани Анна, моя знакомая.
Марта окинула меня взглядом пусть маленькой, но женщины, мгновенно оценив одежду, прическу, макияж. И вдруг улыбнулась, да так ослепительно, что у меня перехватило дыхание.
- Добрый день, пани Анна. Очень приятно.
Из-за дырок от выпавших зубов «těší mě» она забавно произнесла через «ф».
- С Сильвестром вас! Всего самого лучшего в новом году, - выжала я из себя, не зная, что еще сказать. Алеш, черт, ну придумай что-нибудь.
- Спасибо, и вас тоже. Мы обычно пешком, но сегодня холодно, так что можем вас подвезти.
- Не откажусь, - я стиснула ручки сумки. – Но мне на Житную. Далеко.
- Ничего, мы не торопимся. Правда? – Алеш повернулся к Марте, но та только плечом дернула. При этом продолжая рассматривать меня и улыбаться.
Выйдя из церкви, мы с Мартой остались у крыльца, а Алеш пошел за машиной на стоянку.
- Какая у тебя красивая косичка, - я посмотрела на аккуратно заплетенный сложный «колосок», выглядывающий из-под шапки. – Это тебе папа заплетает?
- Папа не умеет, - со смесью досады и снисхождения ответила она. – Это пани Ружичкова, наша соседка. Обычно папа делает мне хвост. Но ведь в церковь надо красиво, правда?
Я согласилась.
- А вы умеете заплетать косички, пани Анна? – похоже, Марта нисколько не стеснялась.
- Немного умею. Правда, не такие красивые.
- А дети у вас есть?
- Нет.
- Это плохо, - серьезно сказала она. – Дети должны быть. Когда я вырасту, у меня обязательно будут дети. Много. Трое. Мальчик, девочка и собака.
Я закусила губу, чтобы не расхохотаться. Тут подъехал Алеш, вышел, усадил Марту в бустер на заднем сиденье и пристегнул ремень. Я села рядом с ней.
Всю дорогу она болтала без умолку. Рассказывала, что занимается танцами и, может, даже поступит в балетную школу. Про обычную школу и учительницу пани Зузану. Про соседку пани Ружичкову и ее кота Любоша. Про бабушку, которая живет в Брно. Про двоюродных брата и сестру.
- Они совсем одинаковые, пани Анна. Только один мальчик, а другая девочка, представляете?
Но стоило в разговор вступить Алешу, по лицу Марты словно тень пробегала. Если он что-то спрашивал, коротко отвечала «да», «нет» или парой слов. И снова начинала что-то рассказывать мне.
В общем, проблемы у них действительно были нешуточные, это я поняла сразу. Но сама девчонка была настолько очаровательная и трогательная, что у меня в носу щипало. Похоже, мама оказалась права, предположив, что отца ко мне Марта вряд ли будет ревновать.
Я попросила высадить меня, не доезжая до гостиницы.
- До свидания, пани Анна, - сказала Марта, когда мы остановились. – Вы очень милая.
Алеш, повернувшись, посмотрел на меня. Взгляд у него был совершенно ошарашенный - похоже, ничего подобного он не ожидал. С трудом проглотив комок в
