Это действительно было странным, но мне казалось, что я уже знала его заранее – и его привычки, и тело до мельчайших подробностей. Никакого стеснения, все открыто и легко. И даже шрам, который огорчал меня до этой ночи, мгновенно стал чем-то совершенно неважным. Но получилось бы так, если б я все-таки осталась тогда в Праге? Может, и нет. Скорее всего, нет. Я была еще неопытной, стеснительной. Выходит, мои прежние отношения были нужны для новых?
Кому рассказать – получить в подарок на день рождения и Рождество мужчину своей мечты! Я рассмеялась в подушку, и тут открылась дверь.
- Veselé Vánoce a šťastné narozeniny! - сказал Алеш, войдя с подносом. Обычно желали веселого Рождества и счастливого Нового года в одном флаконе, но он заменил последний на день рождения. На нем были джинсы и черная футболка, и выглядел он… черт, очень соблазнительно.
- Спасибо! – подождав, когда Алеш поставит поднос на тумбочку, я обняла его за шею и поцеловала. – А ты?
- Я кофе с тобой выпью, - он вышел, тут же вернулся с чашкой и сел рядом со мной на край кровати. – Обычно не завтракаю. Знаю, что так неправильно, но ничего не могу поделать. Ем уже часов в одиннадцать.
- А я на завтрак обычно овсяную кашу ем. С орехами и семечками.
- Извини, не знал, - вздохнул Алеш. – Подумал, что омлет нормально будет.
- Я же сказала, что обычно, - рассмеялась я с набитым ртом, откусив треть булочки. С ветчиной – ооо! – А сегодня необычно. Знаешь, в «Арчибальде» такой чудовищный шведский стол, что я каждый раз за завтраком сжираю больше, чем обычно за неделю.
- По тебе не скажешь, - он провел рукой по моей талии.
- Я типичная женщина. Сначала толстею, потом сажусь на диету и не вылезаю из спортзала. Правда, если нервничаю, почти ничего не ем. Только кофе пью и курю.
- Ты куришь? – удивился Алеш.
- Временами. На нервах. Хотя ни капли не успокаивает, иллюзия. После развода много курила, сейчас почти нет. А ты не любишь курящих женщин?
- Ну как тебе сказать… - Алеш посмотрел на меня из-за чашки. – Милена курила, кажется, мне назло. Кстати, извини за такой вопрос, но тебя не задевает, если я о ней упоминаю?
- Наверно, нет, - я пожала плечами. – Глупо делать вид, что у нас в прошлом вакуум. Ты был женат, я замужем. Не думаю, что ты подробно будешь рассказывать обо всех ее привычках и обо всем, чем вы вместе занимались. А так – нормально.
- Точно не буду, - усмехнулся Алеш.
Когда я закончила, он взял у меня тарелку и чашку, составил все на поднос и ушел на кухню. Я уже хотела встать, но Алеш крикнул:
- Я сейчас.
Да, я, конечно, любила хризантемы, но эти розы были великолепны – темно-красные, почти черные, с капельками воды на едва распустившихся бутонах и листьях. Интересно, где он их прятал – наверняка ведь купил еще вчера, не с утра же за ними бегал.
- С днем рождения, Анна…
Я даже ответить ничего не могла, спрятала лицо между цветами – сколько их, десятка полтора, не меньше! – и вдыхала густой маслянистый запах, навевающий самые нескромные мысли. Алеш открыл черный бархатный футляр и достал ожерелье. Вот тут у меня окончательно перехватило дыхание, и я поняла, что он имел в виду, когда говорил: у тебя не было по-настоящему хороших украшений.
Оно, наверно, стоило немало, но главное – что он сам сделал его для меня. И оно было… по-настоящему моим.
- Белое золото, изумруды и лунный камень, - сказал Алеш. – Такое же было в той коллекции, Annodomini, только там сапфиры. Зеленый цвет идет тебе больше, чем синий.
Я положила розы на одеяло и подняла волосы. Он застегнул ожерелье у меня на шее – как когда-то цепочку с совичкой. Поцеловав его, я сказала виновато:
- Извини, но я все-таки девочка – хочу посмотреть, как оно на мне.
Алеш молча улыбнулся, подошел к большому шкафу и открыл дверцу – внутри было зеркало. Я вскочила с кровати, подбежала к нему. И замерла.
Что-то во мне изменилось. Как будто совсем другая женщина смотрела на меня из зеркальной глубины. Счастливая?
Алеш обнял меня, я чуть запрокинула голову, и его губы коснулись моего виска. Точно так же мы стояли перед зеркалом вчера, в прихожей. Только теперь на мне не было ничего, кроме мягко поблескивающего ожерелья.
- Какая ты красивая, Анна, - прошептал он.
Когда мне все-таки удалось выдохнуть, это было похоже на стон нетерпения. Пока Алеш раздевался, я едва успела убрать розы с одеяла и снять ожерелье... А потом мы лежали, обнявшись, в солнечном свете, лившемся через незашторенное окно. Алеш лениво чертил пальцем какие-то завитушки у меня на животе, едва касаясь, провел по шраму.
- Я хочу по нему татуировку сделать, - сказала я. – Но можно только через полгода.
- Зачем? – он приподнял голову и посмотрел на меня, сдвинув брови. – Это больно и небезопасно. Ладно еще, если это нужно тебе самой. А если из-за меня – не стоит. Я же говорил, мне абсолютно все равно.
- Мне самой, - вздохнула я. – Может, это глупо, но мне нравится смотреть на себя в зеркало. Нравилось. А сейчас не очень. С тобой мне тоже абсолютно все равно, есть он или нет. А вот без тебя…
- Тогда другое дело. Хочешь, я рисунок придумаю? Подожди, бумагу принесу, - он встал, и я вспомнила о своем рождественском подарке.
- Алеш, захвати мою сумку в прихожей, пожалуйста.
Он вернулся с сумкой, стопкой бумаги и перьевой ручкой, на которую я покосилась почти с ревностью, вытаскивая свою.
- Это, конечно, скромно, но…
- Это просто супер! - по-чешски звучало как «супр», а уж по-зобацки и вовсе коротко и колюче, как еж. – Не смейся, но я маньяк всяких ручек, карандашей, блокнотов. А эта вообще великолепная. Очень тонкое перо – как раз то, что мне надо.
- Художники все маньяки канцелярии, - довольно улыбнулась я.
Посматривая на мой живот, он сделал три быстрых наброска –
