Не знаю, сколько прошло времени, но я его увидел – шансик мой! Сначала явилось неизвестно откуда нечто темное и затмило сумасшедшую голубую звезду. «Блохастик» дернулся было вбок, чтобы и дальше жариться в ее лучах, да куда там – звезда едва успела выглянуть из непроглядной черноты, как тут же вновь исчезла. Рывок в другую сторону – та же история. Что-то большое и настырное мешало кораблю подзаряжаться. Я сразу понял, что это никакая не планета и не безмозглое темное облако неживой материи. Мертвое вещество никогда не вредничает столь прицельно.

Значит – что? Видение? Галлюцинация на голодной почве?

Сначала я так и подумал и только удивлялся тому, что глюк никак не кончается. «Блохастик» дергался туда-сюда, но, куда бы он ни метнулся, всюду что-то большое заслоняло ему свет звезды. И оно росло! Наплывало. Вот уже россыпь мелких звездочек справа от меня канула в черноту, а вскоре пропала яркая звезда слева и начали гаснуть звезды сверху… Некое черное космическое чудовище стремилось обтечь корабль со всех сторон и заключить в плен. Зачем? Переварить его – и меня – медленно и со смаком?

Я только и подумал, что с моего тела чудовищу будет мало пользы – очень уж я отощал. А потом «Блохастик» запаниковал, да так, что я сам едва не заорал, ощутив его животный ужас. Корабль рванул вверх, туда, где над самой моей головой еще виднелся кружок звездного неба, да только поздно. Тьма мгновенно распространилась и на зенит. Корабль уперся во что-то вязкое, попытался продавить его, не смог и затрепетал, как пойманная пташка.

Потом и трепетать перестал. То ли смирился, то ли, как и я, выжидал удобного случая.

Одного я в тот момент не понял: что мой-то случай уже настал. И никакой не шансик, а просто спасение. Даром.

Какое-то время ничего не происходило. По моему лицу пробежал таракан, я смахнул его, и тотчас меня укусила блоха. Потом еще одна. Корабль не знал, чем ему заняться в такой ситуации, и делал то, что умел лучше всего.

А я гадал, не отнялись ли у него те части, которые должны отвечать за оружие. За целый век прозябания в альгамбрийском подвале они запросто могли усохнуть в ноль. А если не усохли, то «Блохастик» мог и позабыть о них – с него станется, даром, что ли, он сумасшедший?

Тут как шваркнет! «Блохастик», оказывается, ничего не забыл, а просто растерялся. Понять его можно: он, верховный правитель Альгамбры, притом намеревающийся облагодетельствовать по-своему всю Вселенную, попал хорошо еще если в плен, а то, может, и в чей-то желудок! Это даже не обида – это вообще неверие в то, что такое возможно. Но очухался корабль и как даст по черноте плазменным шнуром!

Хороший был шнур, мощный. Видать, «Блохастик» вложил в него всю энергию, что успел накопить. А только черноте хоть бы хны, она даже не поежилась. Пропал заряд даром.

Думал я, сейчас корабль опять затрясется мелкой дрожью. Но я ошибся и был бы рад всегда так ошибаться. «Блохастик» замер, будто отключился, прямо в нем открылся вдруг этакий световой коридор, и гляжу – идет по нему ко мне человек. Коридор весь светом наполнен, но человек еще светлее, прямо ангел. Я даже зажмурился. Думаю: попы талдычат, что ангелы только и делают, что опекают нашу Зябь, а они, оказывается, вон где! А он знай идет ко мне, весь светоносный, и крыльев у него вроде как и нет совсем, а есть облегающая одежда, удобная, должно быть, и такая красивая, что хоть молись на нее, а не на ангела. Тут надо либо падать ниц, либо неметь от чего-то такого, чему и названия нет. От восторга, что ли? Ну, наверное, а только обозвать это чувство восторгом все равно что сказать о голоде: легкий аппетит.

Стены моей тюрьмы расступились, и подошел ко мне ангел, а я попытался встать, но смог только подняться на четвереньки. Улыбнулся он мне ласково и руку мне на голову положил… или лучше сказать «возложил» – как там это называется? Это я уже потом подумал, как правильнее назвать то, что он сделал, ну а в тот момент мне, конечно, было не до грамматики. И вот чудо какое: в голове моей сразу прояснилось, и сил прибавилось, и забыл я о том, что вот-вот околею. Мне бы пасть перед ангелом ниц, а я стою голый на четвереньках, дурак дураком, и только моргаю на светоносного пришельца, будто он не ангел, а диковинный зверь, доставленный в столичный зверинец из Дурных земель.

Но ангел оказался ничего – не из гордых. Присел он рядом со мной на корточки, да и говорит: кончились твои мучения, теперь все будет хорошо.

Я даже не сразу сообразил, что он говорит не на общеимперском языке, а по-зябиански, причем без акцента! А когда сообразил, то уверился: это точно ангел и Девятого пророка каждый день видит. Наверное, им и послан. Не понял я только, зачем я понадобился пророку, если я обыкновенный покоенарушитель и грешник не из последних, в храмах бывать не люблю и священную шпалу ни разу не целовал. Наверное, у пророков свои резоны, простым смертным непонятные.

Тем себя и утешил. Но тут светоносный подмигнул мне и отколол такое:

– Ну вот за каким… ты полез в дефектный корабль?

Не скажу, какое слово он употребил. Такие слова я слышал только от опустившихся бродяг, по которым Дурные земли плачут, да еще от сторожей в воспитательных домах. За такие словечки тот же сторож по приказу воспитателя высек бы меня так, что ни сесть, ни лечь.

И это, думаю, – ангел? Ну ни фига же себе! Ни один поп не говорил, что ангелы могут сквернословить без особой причины. Я и сам так не думал – и вот пожалуйста!

Я даже потянулся поковырять пальцем в ухе – не ослышался ли? А он легонько треснул меня по руке и обозвал дураком: мол, если я думаю, что услышал не то, что было сказано, то это слуховая галлюцинация, и возникает она в слуховых центрах мозга, а никак не в ухе. Это первое. И не ослышался я – это второе.

И шлепнул меня ладонью по башке – снова легонько и вовсе не обидно, а просто ради внушения: очухайся, мол, человече, приди в разум.

Ладно. Очухался. Сел по-людски на пятую точку и смотрю на него как на равного. А самому все-таки чуток боязно. Может, передо