– Нижайше благодарю, ваше превосходительство, я уже облагодетельствован. Ваша забота бесценна. Смиренно прошу ваше превосходительство обратить внимание на других обитателей вашей планеты…
Ну, может, и не такими складными были мои слова, зато смысл был именно такой: чего ты тратишь силы на меня одного, всем давай! Думал-то я именно эту мысль, и корабль улавливал мысли лучше, чем слова. Не знаю, зачем так сделано, но «Топинамбур» точно такой же. Какому живому существу не понравится, когда ему не только разрешают, но и просят от всего сердца сделать то, чего хочется ему самому? Нет таких существ, будь то человек, зверь или корабль.
Будто выдуло всю насекомую нечисть из моего кокона! На самом-то деле, конечно, не выдуло, а просто корабль поглотил их и вновь выпустил, но уже вовне. Жаль, что я не видел, как поступил толстый абориген, – обрадовался ли? Мне почему-то думается, что вряд ли. Наверное, он заорал на Ноя и затопал ногами, а потом пустился наутек, спасаясь от тараканьей орды.
Тут надо было что-то быстро делать, и я сделал. Приложился лбом к стенке и забормотал о том, что Альгамбра соскучилась без своего верховного правителя и благодетеля, что нужно осчастливить не только тех двоих, что торчат в помещении, но и весь альгамбрийский народ, да что там альгамбрийский – всю обитаемую Вселенную, все десятки тысяч планет, включенных в империю и пребывающих вне ее…
Я ударился затылком о потолок, потому что корабль внезапно дернулся куда-то вниз. Внешние антигравы, если они еще работали, он переборол, а о своих гравикомпенсаторах, конечно, забыл, потому что считал меня не пилотом и уж подавно не своим командиром, а чем-то вроде груза. Но почему он тогда принимал от груза советы? Все-таки он был сумасшедшим, а я разбираюсь в сумасшествиях ровно настолько, чтобы понимать: держись от психа подальше.
Ага, легко сказать!..
– Ваше превосходительство! – осмелился я подать голос. – Может, ты меня выпустишь?
Никакого эффекта. Я опять прислонился к стенке лбом и подумал о том же самом – с тем же результатом. Тогда я попросил «верховного правителя» хотя бы сделаться прозрачным, чтобы я, ничтожный, мог восхищаться его работой. Это подействовало.
Сначала, правда, я ничего не понял. По сторонам и внизу царила кромешная тьма, и лишь сверху шел свет. Только он почему-то уменьшался, как будто съеживался. Был широкий круг света, стал поменьше, потом еще поменьше…
Потом он стал совсем маленьким, и тут до меня дошло: корабль выбирался вон из здания, проедая пол и фундамент! Собственно говоря, он уже проел их и теперь вовсю углублялся в грунт. Надо же, до чего оголодал. Мне даже померещилось, что он урчит и чавкает.
Не прошло и минуты, как световой кружок над головой сместился вбок, а затем и вовсе пропал – корабль принялся проедать горизонтальный туннель. Где только помещалась вся эта прорва сожранного материала? Потом я догадался, куда она девается, и мне стало малость нехорошо. Утешил я себя только тем соображением, что Альгамбра не такая отсталая планета, как Зябь или Хатон, а значит, с дустом от насекомых у ее обитателей проблем не будет. Хотя, конечно, здорово же им придется почесаться первое время!
Довольно скоро внутрь корабля вновь проник свет, но теперь это был свет уличных фонарей, и я понял, что корабль вырвался на свободу прямо посреди улицы, разворотив ее от тротуара до тротуара. Рядом высилась громада Дворца коммерции и предпринимательства – целехонькая, чему я был рад, – а в некотором отдалении стояли оба наших вертоезда. Рельс Девятого пророка! Полиции вокруг вертоездов было пруд пруди. Ной и толстый туземец в полосатом одеянии были уже повязаны и не рыпались, Семирамида рвалась из рук полицейских и вопила на весь город, двое стражей порядка намеревались стащить с вертоезда Илону, а третьего на моих глазах Ипат взял за шкирку и за штаны, поднял над головой и размышлял, в кого бы им запустить. Не скажу, что появление корабля из земли прошло незамеченным, полицейские вытаращили глаза, но уже спустя секунду я понял: не побегут и наших не отпустят. Разве что мне каким-то чудом удастся натравить на них звездолет…
Не удалось. Я уж и так унижался перед ним, и этак, и называл себя ничтожнейшим из ничтожных, и напоминал о долге верховного правителя перед народом – ничего не помогло. Корабль желал только одного: перерабатывать мертвую материю в живых блох и тараканов. Кстати, они так и растеклись ковром по мостовой от корабля во все стороны… Трое полицейских сразу кинулись куда-то со всех ног, должно быть, за дустом, а остальные продолжили то, что на языке полиции всего мира называется операцией по задержанию. Ну и что мне было делать?
Я весь извелся. Корабль отказывался помочь нашим. Приказывать ему было без толку, а на мои униженные просьбы он просто не реагировал. Дойдя до полного отчаяния, я умолял его выпустить меня наружу, хоть и понимал, что буду арестован, если не сбегу, а бежать мне особенно некуда, – он и тут сделал вид, что не слышит меня. Может, ему и нравилось носить в себе человека, ну а мне-то каково? Находиться рядом с сумасшедшим – и то удовольствие маленькое, а каково находиться внутри него?! Да что я говорю, вы этого не поймете.
И как-то очень ясно мне вдруг стало, что единственное спасение для меня и всех наших – «Топинамбур». Я должен быть там, где он, а как – это уже второй вопрос. Может, если заставить корабли соприкоснуться, «Топинамбур» как-то образумит «Блохастика» – так я прозвал альгамбрийский звездолет. Может, научит его слушаться пилота. Если нет, то это не такая уж беда, главное – отнять у Ларсена «Топинамбур». Вернусь в нем на Альгамбру и выкуплю наших арестантов – в крайнем случае за зародыш нормального звездолета. Альгамбрийцы будут рады-радешеньки.
Пока что не рады были ни они, ни мы. Семирамида замолкла, но только потому, что принялась кусаться. Ипат очень удачно запустил полицейским в его сослуживцев и сбил с ног сразу троих. Илону схватили. Ипат поддернул рукава и смазал ближайшего полицейского по уху, а дальше я уже не смотрел. Коснулся я лбом прозрачной стенки моего кокона и зашептал:
– Ваше превосходительство господин верховный правитель, от имени
