– Я сейчас… – начинает Джексон, а потом умолкает, словно пытаясь сдержать эмоции. – Я его сейчас убью на хрен, – заканчивает он.
– Я не хочу, чтобы ты его убивал, – говорю я, покачав головой. У мужчин агрессивный характер, совсем как в тех фильмах, которые предпочитает смотритель. – Я хочу, чтобы ты помог мне сделать так, чтобы академия закрылась. Потому что, даже если мы сбежим, родители отошлют нас обратно. И кроме того, есть другие девушки. Те, кто попадет туда в будущем. Нельзя допустить, чтобы это продолжалось.
– Они засунули тебе в глаз чертов нож для колки льда, – громко произносит он, и я тут же прикрываю ему рот рукой, осторожно оглядываясь на двери кинотеатра. Мое прикосновение успокаивает его. Отведя мою руку, он смотрит на шрам, оставшийся на ладони.
– Как я могу тебе помочь? – спрашивает он.
– Как сделать так, чтобы они закрылись? – спрашиваю я.
– Не знаю, – шепчет он. – У них власть.
– Значит, нам нужно это выяснить, – говорю я. – Тебе нужно…
Но слова словно растворяются и исчезают, когда мне на глаза попадается вывеска на другой стороне улицы, на здании, стоящем чуть поодаль, так что его отсюда почти не видно. Я чувствую, как сдавливает грудь, и отталкиваю Джексона в сторону, чтобы рассмотреть получше. Это закусочная с мигающей красной вывеской. Закусочная из моего кошмара. Но теперь я понимаю, что это был вовсе не кошмар. Это было воспоминание.
Глава 23
На мигающем знаке написано «Закусочная Реда». Я словно схожу с ума, не веря своим глазам. Я иду в ту сторону, а Джексон догоняет меня и спрашивает, что я делаю. Он то и дело оглядывается на кинотеатр, видимо надеясь, что я решила сбежать с ним. Но вместо этого я поднимаюсь по ступенькам и вхожу в ресторан. Звякает колокольчик на двери.
Я оглядываюсь по сторонам, заранее зная, что увижу. Диваны, обтянутые искусственной кожей, с рисунком в форме зигзага, пол в шахматную клетку. А вот и стол, который я видела во сне, – он пуст. Я подхожу к нему и сажусь на сиденье точно так же, как в воспоминании.
Я сидела за столиком у окна, передо мной стояла пиала. Воздух был пропитан запахом жира – бекона, сосисок, ветчины. Мяса. Столик липкий от пролитого сиропа. У меня была пиала несладкой овсянки. Я медленно, отстраненно размешивала ее ложкой. Мне было страшно. Я скучала по своим подругам. Я хотела быть с ними.
– Чем я могу вам помочь? – спрашивает Джексона официантка.
Он растерянно просит два стакана воды. Его голос словно доносится откуда-то издалека. Его нет со мной в этом воспоминании. Оно разворачивается все дальше в моем воображении.
Напротив меня сидел мужчина. Он был немолод, пот блестел в свете флюоресцентных ламп. Он запихивал в рот сосиску, держа ее в руке. Он не соблюдал приличий. Потакал своим слабостям. Так грубо.
Когда Антон во время выпускной церемонии усадил меня рядом и сказал, что я должна буду жить с этим мужчиной, я плакала так сильно, что меня стошнило. Он дал мне витаминов и сказал, что завтра мне станет лучше, а потом он передал меня мистеру Пикетту – моему спонсору. Человеку, который приходил на все дни открытых дверей и оплачивал мое обучение.
Мы лишь проехались на машине, но я уже понимала, что мистер Пикетт меня пугает. Приводит в ужас.
– Не переживай, – сказал он, сидя напротив меня. – Скоро мы будем дома.
Снаружи загремел гром, и я вздрогнула. Начался ливень. Я ненавидела дождь. Я ненавидела этого человека.
– Знаешь, до тебя у меня были и другие девочки, – сказал он, шумно отпивая кофе. – Слишком глупые. Они сказали, ты очень смелая. Я за это доплатил.
Официантка приносит два стакана воды и спрашивает, что я буду есть. Джексон нетерпеливо просит ее дать нам еще несколько минут. Я чувствую, как слезы катятся по щекам. Я дрожу.
Я дрожала. Этот человек собирался причинить мне вред – я в этом уверена. Даже витамины не смогли стереть эту мысль. Не смогли сделать меня достаточно покорной. Мне нужны были мои подруги.
– Эй, дорогуша, – сказал он официантке, – давай-ка добавки.
– Я тебе не дорогуша, – раздраженно ответила она и быстро наполнила его чашку.
Потом она направилась прочь, а он некоторое время смотрел на ее ягодицы, прежде чем повернуться ко мне.
– Спесивая стерва, – произнес он достаточно громко, чтобы она могла его услышать. – А ты посмотри на себя, – обратился он ко мне. – Ты симпатичнее, чем она. Но ты ведь знаешь, что огрызаться – плохо, верно?
Улыбнувшись, он протянул свою руку к моей.
Я отшатнулась назад – мне было противно его прикосновение.
Я отшатываюсь назад, опрокинув стакан воды со льдом, так что она разливается по столу. Джексон говорит мне, что все в порядке, не нужно плакать. Что он рядом.
Я больше ни секунды не могла оставаться с мистером Пикеттом. Не хотела. Мне было наплевать, что меня могут исключить навсегда. Мне было наплевать на все остальное – я должна была вернуться к своим подругам и защитить их. Мы были нужны друг другу.
Я вскочила из-за стола и бросилась к двери.
Я рывком открываю дверь. Звенит колокольчик.
Я выбежала под дождь, волосы и одежда тут же промокли насквозь, слезы застилали глаза, снова загрохотал гром.
Голос Джексона гремит где-то рядом, он кричит, чтобы я подождала его, и пытается догнать меня на залитой солнцем улице.
Вокруг меня бушевал ливень, вспышки света сбивали с толку. Я не знала, куда бежать. Тот мужчина выкрикивал мне вслед мое имя.
– Филомена Пикетт! – кричал он. – Вернись немедленно! Ты моя!
Но я лишь бежала быстрее, быстрее, еще быстрее – к свету. Я просто хотела убежать. Сойдя с бордюра, я оступилась, тротуар кончился неожиданно. И как раз когда я развернулась, меня ослепил свет фар, и я лишь успела заслониться рукой, а потом…
Меня внезапно хватают за талию и дергают так, что я едва не падаю. Рывок словно оглушает меня. Машина сигналит и проезжает мимо, водитель ругается на нас. Светит солнце, но лицо у меня мокрое от слез.
Джексон тяжело дышит, широко раскрыв глаза. Он по-прежнему держит меня.
– Боже, Мена, – говорит он. – Что ты творишь? Ты просто взяла и выбежала на улицу. Ты…
– Я умерла, – отвечаю я, и слезы снова катятся из моих глаз. Физическая боль еще отдается в моем теле. Дрожь, темнота. Абсолютная пустота. Я смотрю на Джексона. Потрясенная, раненая.
– Джексон, – слабым голосом повторяю я снова. – Я умерла.
Он не знает, как это понимать, но крепко обнимает меня. Сквозь рубашку я чувствую, как колотится