Сгустились сумерки, и Льюис наконец добрался до последней полки.
– Ничего, – мрачно сообщил он. Лицо и руки Льюиса покрылись тонким слоем книжной пыли, глаза чесались, и он совершенно выбился из сил. – Если у Мартина Барнавельта и были книги по колдовству, то, наверное, он их спрятал. Но искать потайные полки я не буду. Берти, мне очень жаль, но лучше нам уйти из дома. Солнце садится, не стоит оставаться здесь на ночь.
– Я останусь, – тут же сказал Берти.
Льюис скорчил гримасу.
– Ну ладно, ладно, – пробурчал он. – Но надо раздобыть еды. Ты сиди здесь, а я проберусь на кухню и принесу нам что-нибудь. Если не вернусь через десять минут, уходи.
– Нет, – сказал Берти. – Мы идем вместе, или вообще никто никуда не пойдет.
– Ладно. – Льюис старался говорить сердито, но на самом деле он испытал огромное облегчение. Ему совершенно не хотелось пробираться по темным коридорам в одиночестве.
Друзья открыли дверь, и Льюис осторожно выглянул в коридор – никого. Они вышли из комнаты и направились к лестнице.
Бах! Дверь захлопнулась за ними с оглушительным грохотом. Мальчики вскрикнули от испуга. Льюис резко обернулся и увидел в темноте светящееся облако. Поначалу бесформенное – просто зеленовато-голубой туман, оно висело в воздухе, но почти сразу превратилось в человека в черном, которого Льюис видел возле домика привратника. У него было худое вытянутое лицо с высоким лбом и глубоко посаженными горящими глазами. Губы разомкнулись, и призрак зловеще ухмыльнулся, совсем как череп, который висел тогда в небе вместо луны.
– Наконец-то! – Льюис услышал эти слова или ему померещилось? Так или иначе, но у мальчика закружилась голова и перехватило дыхание, как бывает в кошмарном сне, когда пытаешься бежать, но не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. – Последний из проклятых Барнавельтов наконец-то у меня в руках после стольких лет! Говорю тебе, я триста лет ждал мести. И вот время пришло! Ты у меня в руках, гадкий щенок!
– Бежим! – завопил Берти, и его крик развеял злой морок. Льюис, тоже вскрикнув, повернулся на каблуках, и друзья бросились по темному коридору, но… внезапно налетели на высокую фигуру. Костлявые руки легли им на плечи. Чувствуя, что сердце вот-вот разорвется от страха, Льюис услышал ядовитый смех.
Электрические лампы мигнули и засветились мертвенным оранжевым светом. Тут Льюис увидел, кто их поймал – кузен Пелли держал мальчиков за плечи, глядя на них сверху вниз.
Но лицо его, как у миссис Гудринг и у Дженкинса, было пустым и бессмысленным. Призрак охотника на ведьм завладел и беднягой Пелли. Теперь Берти и Льюис оказались в его власти.
Глава четырнадцатая
Вниз, вниз, вниз. Не говоря ни слова, точно робот, кузен Пелли заставил мальчиков спуститься по винтовой лестнице.
– Куда мы идем? – спросил Льюис, но кузен не ответил.
– Не знаю, – отозвался Берти. Он подумал, что Льюис обращается к нему. – Мы спустились в люк?
– Да, – ответил Льюис. – Он был под ковром в холле.
– А я и не знал, – сказал Берти.
Костявые руки тряхнули их за плечи, и друзья замолчали. Винтовая лестница уходила вниз, в каменную шахту, тускло освещенную свечами в настенных подсвечниках, которые были развешаны через каждые несколько шагов. Воздух был сырой и затхлый, как будто никто сюда не спускался уже много лет. Наконец они дошли до конца лестницы и оказались перед высокой арочной дверью из темного дуба. Пелли грубо подтолкнул мальчиков вперед, и дверь медленно отворилась, хотя никто к ней не притронулся.
Льюис ахнул. Теперь он понял, куда они попали. Комната за дверью имела полукруглый потолок, блестящий каменный пол потемнел от времени и был скользким от влаги. В дальнем конце стоял длинный стол, а на нем – латунный канделябр, в котором горели четыре тонких восковых свечи, почти не дававшие света. Но Льюис разглядел жалкую фигуру, стоящую слева от стола в какой-то деревянной клетке по пояс высотой – это был дядя Джонатан, все еще в пижаме морковного цвета и ночном колпаке, с кандалами на руках.
Льюис стал в отчаянии озираться. В темных углах комнаты он видел какие-то очертания – возможно, это были столы, сундуки или прочая мебель. Хотя мальчик не мог их ясно разглядеть, он знал, что это орудия пыток – в этом заброшенном винном погребе охотник на ведьм Прюитт когда-то устроил пыточную камеру. Здесь он добивался признаний от беспомощных жертв, подвергая их страшным мучениям. Здесь проходили суды над обвиняемыми в колдовстве.
– Заключить обвиняемых в клетку.
Взгляд Льюиса опять метнулся к столу. Раньше за ним никого не было, но теперь мальчик увидел стул с высокой спинкой, а на нем – призрачную фигуру. Охотник на ведьм Прюитт – или его дух – сидел там, облаченный в длинную черную судейскую мантию, а его лысину прикрывал объемный парик. Пелли подтолкнул друзей в спину, заставив войти в клетку, где стоял дядя Джонатан.
– Привет, мальчики, – сказал он устало и печально. – Прости меня, Льюис. Это я вас втянул в эту историю.
Льюису было очень страшно, но он чуть не бросился обнимать Джонатана.
– Нет, дядя Джонатан, это я виноват…
– Тишина!
Берти ахнул от ужаса. Льюис вздрогнул и оглянулся на сидевшего за столом призрака. Ему показалось, что судья выглядел как-то по-другому, но потом Льюис сообразил, что черты лица Прюитта все время менялись. Они колебались и расплывались, точно за стеклом, по которому бегут струи дождя. Вот перед ними было лицо жестокого и коварного человека лет сорока пяти, а в следующее мгновение щеки и глаза проваливались, волосы на висках редели, беззубый рот западал – Прюитт на глазах превращался из зрелого мужчины в столетнего старика, потом опять молодел, и так снова и снова.
– Последний обвиняемый!
Пелли деревянной походкой вошел в переполненную клетку.
– Мистер Барнавельт, – прошептал Берти, – пожалуйста, сэр, очнитесь!
Пелли не ответил. Он стоял и смотрел перед собой невидящим взглядом, бессильно свесив руки. У Льюиса мелькнула отчаянная мысль – «Бежать!» – но не успел он об этом подумать, как дверь захлопнулась с громовым стуком. Льюис вздрогнул. Нет, просто так отсюда не выбраться.
Призрак за столом опять заговорил:
– Подсудимые, трое из вас обвиняются в ужаснейшем и злейшем преступлении, а именно в чародействе. Вы потомки проклятого колдуна Мартина Барнавельта, который вероломно околдовал меня при жизни и прервал
