Льюис никогда раньше не читал при свечах и приноровился не сразу. Пламя колебалось, в тусклом желтом свете буквы расплывались перед глазами. Оказалось, что книжка – чей-то дневник, написанный от руки, и разбирать старомодный почерк было трудно. Замысловатые петли змеились и расползались по странице, а чернила выцвели, приняв ржавый коричневый оттенок. К тому же хрупкая старая бумага потемнела от времени, и тусклые строчки почти с ней сливались. На обложке не было названия, и Льюис долго изучал форзац, пока не разобрал наконец, что там написано:
Гонения на Мартина Кристиана Барнавельта
за колдовство и чародейство
Написано им самим в 1688 году
С трудом преодолев первые несколько страниц, Льюис постепенно привык к старомодному почерку. Он читал и глазам своим не верил. «Я, Мартин Кристиан Барнавельт, – так начинался дневник, – ввиду приближающейся старости оставляю потомкам эту повесть, дабы в будущем могли они понять, что есть правда, а что злобный навет». Весь текст был написан длинными сложными предложениями и усыпан множеством запятых, похожих на толстеньких головастиков. Но главное, сама история Мартина Барнавельта, «написанная им самим», сильно отличалась от тех версий, которые Льюис уже слышал или читал, и даже от книги, написанной его собственным сыном.
Из дневника Льюис узнал, что охотник на ведьм Малахай Прюитт причинил вред не только его предку, но и очень многим людям. Мартин был свидетелем того, как Прюитт привлек к суду «двух бедных женщин, вдов, неповинных ни в каком злодеянии». И хуже всего было то, что судилища по обвинениям в колдовстве Прюит устраивал в особняке Барнавельт-мэнор, который он себе присвоил. «Если несчастные и признавались, что сведущи в Темных Искусствах, так кто бы не признался под страхом жутких пыток, коих дьявольские орудия злодей Прюитт поместил в моих погребах?» – возмущался Мартин.
Потом рассказ Мартина принял зловещий оборот. Тех двух женщин Прюитт обвинил в колдовстве и «сношениях» с кошками и жабами. Но он был не единственным судьей. В качестве присяжных в заседании участвовали «трезвомыслящие и порядочные люди», и прежде чем приговорить женщин к смерти, они потребовали убедительных доказательств. Их они и получили, сообщал Мартин, когда «знаки несомненно магической природы были явлены перед ними, как то: движение предметов без применения силы, шлепки и царапины, причиняемые незримым существом или же духом, а также многие другие чудеса».
Все эти ужасы выглядели весьма убедительно, и даже Мартин был готов поверить, что эти женщины и вправду ведьмы, хотя они плакали и утверждали, что ни в чем не виновны. Но потом на ум ему пришло еще более мрачное объяснение. «Воцарилось всеобщее смятение, невидимый дух стонал, топал и производил иные звуки, я же смотрел на Прюитта и видел, как он делал странные знаки. И тогда понял я, что охотник на ведьм и есть колдун. Окаянный же Прюитт, заметив, что я увидел его, вознамерился сделать меня следующей жертвой и навсегда присвоить себе Барнавельт-мэнор».
Хмурясь, Льюис перевернул еще несколько страниц. Из дневника ясно следовало, что Мартин Барнавельт разбирался в колдовстве и чародействе. Он писал, что Малахай Прюитт заклятием вызвал «незримого слугу», а это была настоящая темная магия. «Злокозненный колдун посылал сих бестелесных духов, – писал Мартин, – дабы обмануть свидетелей и уверить, будто две добрые женщины, обвиненные им, творили чудеса, кои послужили на суде доказательством». Однако Мартин не смог этого доказать, и вскоре охотник на ведьм предъявил ему обвинение в колдовстве и запер Мартина в подвале особняка, чем привел его почти в полное отчаяние. К счастью, слуга, который приносил Мартину еду, остался верен хозяину. «Я стал просить его, – писал Мартин, – принести мне талисман великой благой силы, а именно амулет Константина. Найдя его в моем кабинете, он тайно принес сей амулет в темницу. Там произнес я нужные заклятия…»
Льюис раскрыл рот от удивления. Выходит, старый Мартин Барнавельт все-таки был чародеем! С другой стороны, Джонатан Барнавельт тоже умел колдовать, но он творил только добрые и безобидные чудеса. Наверняка Мартин тоже был добрым волшебником, а не слугой зла. Льюис вернулся к чтению. Амулет Константина, чем бы он ни был, мог разрушить злые чары и лишить силы темное колдовство. Тех двух женщин Мартин не успел спасти от виселицы, но кое-чего он все же достиг. Утром того дня, когда должен был состояться суд над ним самим, Мартин при помощи амулета сотворил заклятие, «дабы исторгнуть из Прюитта злого духа и запереть оного духа в тайном месте». Малахай Прюитт явился в суд слабым и больным. Когда же он попробовал произвести несколько магических жестов, то упал на пол в обмороке, от которого уже не оправился.
«С того дня оставался он немым и беспомощным, – сообщал Мартин. – Лишенный магической власти, охотник на ведьм Прюитт быстро состарился – на пятьсот лет за два коротких года. И когда наконец он умер, мир избавился от злейшего супостата».
На последних страницах кратко сообщалось, что новый король Карл II, взойдя на трон в 1660 году, предал Мартина Барнавельта. «Иные придворные нашептали Его Величеству, будто я был прислужником ненавистного Прюитта. Король поверил им и не хотел возвращать мне Барнавельт-мэнор еще долгие годы». Затаив обиду на короля, Мартин в отместку решил оставить себе «бесценную вещицу, коей лиходей Прюитт тешил свое тщеславие, жалованную ему за содействие подлому убийству короля Карла I». «Теперь же, когда старость моя близка, – добавлял Мартин, – опасаюсь я за сохранность того места, где заключил злого духа. Посему воздвиг я кирпичную гробницу над тем местом и своими руками заложил амулет в крышку той гробницы, обернув цепь вокруг любимой игрушки Прюитта. Да хранит праведная сила тот злой дух под стражей навечно».
У Льюиса перехватило дыхание. Так вот кого они выпустили из сокровищницы! Неудивительно, что они с Берти так испугались – если верить записям в дневнике, невидимое существо было духом чистого зла. Но, может, дневник подскажет, как его победить. Льюис поежился. От свечи остался маленький огарок, ветер и дождь за окном стихли. Надо все рассказать дяде Джонатану, решился Льюис. Признаваться в содеянном не хотелось, но в одиночку ему не справиться с этим кошмаром. Льюис вылез из постели и потянулся за свечой.
Сверкнула молния, ударил гром, и, вскрикнув, мальчик уронил свечу. Она погасла, и Льюис остался в полной темноте. В ушах у него звенело, а сердце бешено колотилось в груди. Льюис обернулся к окну, но из-за ослепившей его молнии перед глазами плавало только размытое зеленоватое пятно.
Потом пятно приняло