Если это и показалось странным Кайю, виду он не подал.

— Именно, — голос его стал вкрадчивым и почти бархатным, — вот я и прошу это зелье. Сделай так, чтобы Хильда его разлюбила, а еще лучше, чтобы он полюбил тебя. Тогда все будут счастливы.

— Хильда не будет, — ответила вдруг Ранни. — Она будет в печали и тоске. Ты хочешь, чтобы она страдала?

Кай пожал плечами:

— Ее печаль вечно длиться не будет. Я о ней позабочусь. Неужели ты хочешь потерять его?

Раннейген была в растерянности. Ей не хотелось причинять Хильде боль, но и не хотелось терять Иакова. «И то верно, ее печаль не будет длиться вечно — люди недолговечны, и жизнь их коротка, а вот моя.…Но если и я теперь человек, сколько же мне осталось?»

Кай вдруг протянул ей свою ладонь, ожидая скрепить их маленькую сделку рукопожатием. Раннейген сомневалась и все же сдалась:

— Сегодня на закате, — сказала она, отпуская его руку.

Он довольно ухмыльнулся. Раннейген нахмурилась, такое самодовольствие ей не нравилось, но делать было нечего. Она поправила свою сумку и поспешила к себе в хату.

— Погоди, а травы тебе разве не нужны? — крикнул он ей вдогонку.

— У меня все есть. На закате, — недовольно повторила она и ушла.

Придя домой, девушка как можно сильнее захлопнула дверь и на всякий случай закрыла на засов. Сумку она бросила на матрас, и принялась зашторивать окна. В хате стало довольно темно, и она зажгла пару свечей.

Раннейген поставила небольшой котелок на огонь, а сама тем временем, принялась искать нужные ингредиенты. «Аренария, Вербена, — повторяла она себе». В ящиках было только двое нужных ей трав, и она, взяв подсвечник, спустилась в кладовую.

Когда она вылезла вода уже вскипела. Раннейген взяла связку с цветами и подошла к очагу.

— Три цветка аренарии, — проговаривала она про себя, — один цветонос вербены, пять лепестков гинации, — лепесточки вальяжно упали в котел. Варево приобретало розоватый оттенок. — Семь лепестков мир…— Послышался стук в дверь, и Раннейген едва не уронила все в котел.

— Э-эй, есть кто дома? — это была девушка. Раннейген раздумывала, не лучше ли ей притвориться, что никого нет. Но внезапная гостья не унималась, и травница решила прервать готовку.

Она отворила дверь. На пороге стояла светловолосая девушка.

— Я Урсула. Помогите, матушке нездоровиться…

Раннейген едва себя удержала от того, чтобы не закатить от раздражения глаза:

— Я сейчас не могу, — резко ответила она. Урсула состроила еще более жалобное личико, и травница глубоко вздохнула. — Что с нею? Какие симптомы?

— Рвота и тошнота. Неделю уже. Мать ребенка две луны уже носит. Но плохо…

— Сейчас, постой здесь.

Она метнулась в дом и достала из сумки первую приглянувшуюся скляночку, надеясь, что это поможет. Заметив, что Урсула с интересом пытается разглядеть ее дом, она поспешила вернуться:

— Вот, — сказала Раннейген, протягивая зелье ей в руки, — три раза в день по четыре капли с водой. Если через пять дней не полегчает, тогда придется искать другое средство. Пускай пьет много воды. Поняла?

Урсула испуганно кивнула:

— Спасибо.

Раннейген кивнула в ответ и поспешила вернуться к зелью. Воды немного выкипело и ей пришлось чуть-чуть долить. Девушка помешала варево деревянным черпаком.

— Та-ак, — она провела рукой по своим волосам и отобрала четыре, — чтобы любимый мой рукою по волосам мечтам мои пройтись, — она бросила волосинки в котел, а затем взяла ножичек и вырвала ноготь с большого пальца. От боли она согнулась, схватившись за руку. — Чтобы в сердце его я с ногтями впилась, — процедила она сквозь зубы.

Затем она сделала небольшой надрез на указательном пальце и дала упасть в котел трем каплям крови:

— Чтобы кровью единою любовь наша связана была.

Она принялась помешивать зелье, которое приобрело розовый оттенок. Раны она помазала заживляющей мазью и перевязала. Когда зелье было готово, она сняла котелок с огня, и, подождав, пока варево чуть остынет, перелила в небольшую стеклянную бутылочку. Все было готово, оставалось ждать. В своей скуке, она и не заметила, как уснула.

Во сне ей слышались крики людей, звон оружия и плачь наполненный болью.

— Скорей, скорей! — Кричали во сне. — Бери оружие!

Она слышала рык. Крики во сне становились все громче и отчетливее. Раннейген была парализована от страха. Такого кошмара у нее никогда не было. Но вдруг, она стала приходить в себя, а крики все не уходили.

Наконец, кто-то с грохотом влетел в ее дверь, и она в ужасе распахнула глаза. Это был не сон. Девушка подорвалась с кровати и подошла к окну, осторожна отодвинув шторку. Солнце давно зашло, и только факелы источали слабый свет.

Деревня была окутана дымкой. Люди бегали туда-сюда, одни, чтобы скрыться, другие, чтобы ринуться в бой. Но, как она не пыталась она не могла увидеть, что стало причиной паники. Вдруг, она заметила огромное черное существо. Оно набросилось на женщину с копьем и прокусило ей руку.

Вместе с криками людей, не прекращался и визг домашних животных. Собаки отчаянно лаяли, но подходить к чудищу не решались. Одна сука все-таки бросилась на волка, но тот откусил ей бок и сильно швырнул в сторону.

Ранни в ужасе отскочила от окна, не зная, ей делать. Она застыла посреди комнаты и даже не сразу услышала стук в дверь.

— Да открой же ты! — в голосе незнакомца она узнала Иакова.

Девушка открыла дверь, впуская Иакова. С собой он принес Хильду. Раннейген немного опешила от такого, но делать было нечего.

— Клади ее на матрас, — сказала она, закрывая дверь. — Зачем ты приволок ее сюда? Она же больна, а там бойня…

— Она была у ручья. До дому далеко тащить было! — Огрызнулся он.

Раннейген вздохнула и села рядом с Хильдой. Та была в полусознательном состоянии.

Она не знала, сколько времени прошло, но затем все стихло. Не было ни криков людей, ни визга свиней, ни лая собак, слышалось только щебетание птиц, и от этого становилось легче. Раннейген не сомкнула глаз, но остальные кажись крепко позасыпали. Пару раз Иаков порывался выйти наружу, но ей кое-как удалось остановить его.

Девушка тихонько поднялась с пола и взяла свое зелье, невольно остановив на не свой взгляд. Впервые ее одолело сомнение. Травница положила зелье в сумку, которую перекинула через плечо.

Медленно и осторожно она побрела к двери:

— Все кончилось? — она резко обернулась. Иаков сидел на полу, прислонившись к стене. Взгляд его был пустой и печальный. Этим взглядом он смотрел на нее.

— Да, — тихо ответила она. —