Крадучись, почти не дыша, Андрей проскользнул в барак. Ничего не видно! Он осторожно ступал, стараясь не производить шума, и лихорадочно искал, где можно укрыться.
– Словно слепой котенок! – пробормотал Андрей.
Он добрался до помещения, где рабы принимали пищу. Дальше кухня. Может, там получится спрятаться? Ливадов сделал три шага и замер как вкопанный. Потому что впереди меж столов и перевернутых стульев стояла черная фигура.
Откуда? Ведь не было только что!
Андрей не успел поднять оружие. Прежде чем вскинул винтовку, темнота взорвалась ослепительно-белой вспышкой, залившей все холодным белым светом. Миг, за который Ливадов успел разглядеть бойца в черной экзоброне с серыми щитками на руках, ногах и груди. Опущенный визор шлема, похожего на мотоциклетный, закрывал лицо. В руках тяжелая винтовка с длинным стволом и круглым магазином. На плечах темно-синяя накидка с несимметричными полями для маскировки силуэта, размывающая его очертания.
Свет ударил в глаза и, казалось, проник в мозг, вонзившись в него острой болью и отключив сознание.
Не было ничего. Ни мысли, ни существования. Но Андрей почувствовал укол, который выдернул его из небытия. Он увидел синее безоблачное небо. Бескрайнее и очень далекое, на которое можно было смотреть и смотреть. Ему не дали этого делать.
Ливадову помогли сесть. Андрей оглянулся – он и еще множество раздетых до нижнего белья босых людей стояли или сидели около уцелевшего отрезка стены из габионов. Десятки пленников, сильно больше за сотню. Грязные, перемазанные чем-то, с отрешенными или мрачными физиономиями, и каждый в наручниках с мигающим зеленым светодиодом.
Сильно болела голова, и хотелось пить, но хорошо хоть не на солнце – периметр поселка давал тень. Андрей посмотрел на завод. Над его развалинами поднимался дым и над многими домами в поселке тоже.
В пяти метрах два человека в камуфлированной зеленой форме с красным крестом внутри белого круга на правом плече склонились над лежащим без сознания. Его уколом не поднимали. Один из медиков покачал головой, и двое в военной форме двинулись дальше.
В трех десятках шагов от пленников вытянулась цепь из автоматчиков в черной броне с серыми щитками и накидками неправильной формы. Никаких эмблем на черных экзокостюмах Андрей не увидел, зато офицер в камуфлированной броне, что командовал оцеплением, оказался из военной компании «Белая голова».
Вот уж кого Ливадов не ожидал увидеть, но красного круга с белым черепом на правом предплечье не узнать он не мог.
Еще один офицер в камуфлированной форме, такой же, как у медиков, разглядывал пленников. Он был в кепке, на глазах солнцезащитные очки, коричневая портупея с пистолетом и такого же цвета берцы, и сразу бросилась в глаза надпись поверх нашивки с именем и фамилией – «USA». Для тупых рядом был звездно-полосатый американский флаг.
Офицер мял вскинутый подбородок и медленно обводил взглядом пленников. Стоял он буквально в нескольких шагах от Андрея, и тот отчетливо услышал, что напевал американец.
Не нужно знать английского, чтобы понимать, о чем поется в известной песне. Андрей и сам бубнил эти строчки, когда попал сначала на срочную, а потом служил по контракту.
«Ты теперь в армии!»
Глава 32
Единственный шанс
– Все?
– Почти, – произнесла медсестра – миловидная женщина в белоснежном халате и форменном колпаке. За минувшие столетия в облике медиков ничего не изменилось.
На столе перед ней лежали документы, главным из которых был счет за оказанные услуги в те двое суток, что Евгения Константиновна Ливадова провела в медицинском учреждении только для граждан. За два дня Женька постоянно слышала и читала, что больница предназначена исключительно для граждан. Здесь прямо гордились этим!
Наверно, потому выставленный счет сначала поверг в ступор, а потом едва ли не в отчаяние. Женьку лечили в элитном заведении. По крайней мере, его двери открыты не для всех, и стоило это все очень недешево, а для девушки катастрофически дорого. Оплатив счет, Ливадова едва ли не сбежала из своей палаты, и теперь у нее на все про все двести восемьдесят рублей!
Надо было убираться из госпиталя еще первым утром – ее тогда вывели из шока, и, по правде говоря, сильно лучше со вчерашнего дня Женька себя не чувствовала. Однако персонал был приветлив, врачи настойчивы в своем беспокойстве о здоровье пациентки. Они казались профессионалами своего дела, и, скорей всего, так оно и было. Ливадова ощущала себя в полной безопасности, ей было очень комфортно.
Истерика, нервный срыв, с которыми Евгения поступила в госпиталь, сам бой, смерть Дмитрия, кровь и погибшие вокруг нее – все это уже к концу вчерашнего дня вспоминалось как ненастоящее. Словно случившееся было не с Женькой. Нет, она понимала, она отдавала себе отчет в происшедшем; только лицо мертвого Дмитрия больше не возникало перед мысленным взором, едва Ливадова закрывала глаза. Воспоминания перестали рвать душу.
Все хорошо… Было, пока Евгения не увидела стоимость услуг после настойчивой рекомендации медсестры проверить личный счет. Каким-то образом в госпитале знали о платежеспособности пациентки и лечить даром не собирались, но спасибо и на том. Хоть в долги не загнали. Либо в кредит.
За час до того как покинула палату, Женьке принесли ее одежду. Черные туфли, блузку, серую юбку и серый пиджак. Его она оставила в такси Дмитрия… Надо же, все вещи собрали. Вычистили, постирали, погладили – как новые, а блузка и в самом деле новая. Рукав прежней порвали медики, когда оказывали первую помощь. Переодевшись, Ливадова пошла в приемное отделение, где ее уже ждали.
Осталось выполнить последнюю формальность.
Документы назывались бумагами лишь по старой памяти. Выглядят как бумаги, но не порвешь, не горят, не боятся сырости и даже воды. Каждый лист чипирован.
Перекинув пиджак на левую руку, Женька прикладывала указательный палец к точке, подсвеченной проекцией, и индивидуальная система Ливадовой фиксировала отсутствие у нее претензий к оказанным услугам. Вопросов к лечению действительно не было, кроме одного: почему так дорого?!
Евгения с бесстрастным лицом удостоверяла документы, не вчитываясь в их содержимое. Нетчип проекцией зеленого индикатора подсказывал, что все в порядке.
– Теперь все!
Расплывшись в искусственной улыбке, Ливадова попрощалась с медсестрой. Выслушав вежливые дежурные слова, Евгения направилась к раздвижным стеклянным дверям через широкий холл приемного отделения госпиталя.
А внутри нарастало отчаяние. Что делать дальше? Как прожить на двести восемьдесят рублей? Хватит ли хотя бы на неделю?
Женька не сразу поняла, что присела на мягкий кожаный диван на полпути до выхода из приемного отделения. Не осознавая причины, да и не задумываясь, почему не спешит покинуть госпиталь, под крышей которого было хорошо, почти беззаботно, Ливадова просто сидела под комнатной пальмой. Девушку никто не гнал, в ее сторону никто не косился недовольным взглядом.
Ливадова повторяла про себя одно и то же. Где взять деньги? Деньги, деньги, деньги… На Женьку накатывала безысходность. Еще
