Конвертоплан стоял на взлетно-посадочной площадке из плотно подогнанных друг к другу бетонных плит. Машина приземлилась в центре огромного круга, очерченного белой краской. По радиусу вдоль белой линии в бетон были вмонтированы сигнальные лампы. Во время приземления их не включали – солнца еще предостаточно, до начала сумерек больше двух часов.

Андрей сразу узнал местность. Площадь перед главным железнодорожным вокзалом Ярославля, чье здание отлично сохранилось. Даже центральная башенка с часами и шпилем. Только цвет штукатурки новый – красный. На всех окнах сетки, а на крыше несколько орудийных башен с крупнокалиберными спаренными пулеметами или автоматическими пушками.

Другие строения по меркам мертвого города сохранились тоже превосходно и также перекрашены в красный цвет. Отсутствовало лишь здание-куб с билетными кассами и новым залом ожидания. От него не осталось ничего, а вместо него, хищно нацелив в небо ракеты, стояла бронированная колесная машина.

Десяток ракет на поднятой, приведенной в боевое положение пусковой установке. Над кабиной в передней части вращались сразу два радиолокатора. Машина противовоздушной обороны неизвестной Ливадову системы.

В остальном по периметру площади высились знакомые с детства солидные дома-«сталинки». Непривычно видеть их без желтой окраски. С сетками на окнах и огневыми точками на крышах. Особенно Дом культуры железнодорожников, он казался почему-то особенно чужим.

Ливадов оглянулся. В проемах между домами видна стена, окружившая железнодорожный узел и ближайшие к вокзалу строения.

Внешний периметр был составлен из высоких габионов – набитых песком мешков из армированного сверхпрочного текстиля внутри каркаса из металлической сетки. Дешево и сердито. Вдоль стены с внутренней стороны виднелась металлоконструкция из лестниц и поднятых над землей горизонтальных дорожек для стрелков, а еще широкие круглые площадки со станковыми пулеметами. Автоматчиков у внешнего периметра сейчас нет, наверху расположились только пулеметные расчеты – по два бойца.

Внутреннее пространство площади полностью вычистили от всего, что могло бы напомнить прежний Ярославль. На земле лишь бетонные плиты, ряды припаркованных грузовиков и легковых внедорожников, несколько бронетранспортеров и люди, в броне и без нее. Кто-то в ошейниках, как у Ливадова.

Встречали прибывших трое. В боевых, камуфлированных под зеленку экзокостюмах. Смотрелись они более легкими, чем черная экзоброня морпехов. Визоры шлемов подняты. На правом предплечье чуть выше кисти у каждого красный круг с белым черепом внутри него. Бойцы американской частной военной компании «Белая голова», что обеспечивала контроль и над этим важным транспортным узлом. В компанию принимали только граждан Синего сектора с реальным боевым опытом и исключительно представителей белой расы.

Артур Джонс поморщился: расистов он не любил. Его облик – смуглая кожа, черные усики и короткая бородка клинышком – действовал на белых (на тех, кто считал латиносов за людей второго сорта, а в Джонсе текла изрядная доля мексиканской крови) как красная тряпка на быка. Но он гражданин Соединенных Штатов Америки, гражданин Корпорации! А «белоголовые» официально представляют здесь правительство. Пошли они к черту! Ему нужно попасть на поезд и уехать из этого проклятого мертвого города.

– Артур Джозеф Джонс?

– Это я.

Наемник пристально посмотрел на Джонса.

– Ваша личность идентифицирована. В билете указано, что вас сопровождает раб. Это он?

– Он.

– Вы идете в зал ожидания. Ваша собственность должна проследовать в подвал, – приказным тоном заговорил один из «белоголовых». – До посадки на поезд вам запрещается покидать указанные места. Иначе штраф, а это будет уничтожено ближайшим патрулем. Убытки компенсироваться не будут, и вам еще придется заплатить за утилизацию трупа. Все ясно?

Мрачный словно туча Джонс кивнул. С ним говорили, будто он преступник. Нет! С ним разговаривают, как с куском дерьма! Чертовы расисты! И куда, спрашивается, подевалось «мистер» или «сэр»?

– Вам ясно? – с раздражением в голосе спросил самый высокий из тройки встречающих борт.

– Ясно.

– Тогда следуйте в зал ожидания, и без задержек. Он в главном здании вокзала, а оно прямо напротив. Со шпилем. Да позаботьтесь, чтобы ваше животное не мозолило нормальным людям глаза.

Андрей не понимал, о чем разговор. Трындят на английском. Ясно, что Рамиресу тут не рады: насыпают американцу по полной программе, а он только мямлит и мотает башкой. Да про Ливадова, должно быть, говорят как о двуногой вещи. Это чувствуется.

На трапе показался морпех. Он окликнул одного из наемников по имени. Томом, кажется, назвал и пригласил подняться на борт. Троица в экзоброне разом потеряла к Джонсу и его собственности всякий интерес. «Белоголовые» направились внутрь конвертоплана.

Ливадов хмыкнул. Армейцы что-то подогнали. Наркоту, наверно, а может, морпехи сами жаждут прикупить кое-чего. Впрочем, не его это дело, и совершенно наплевать, принимают здешние янки какую-нибудь дурь либо сами толкают ее коллегам по опасному военному бизнесу.

Укол боли вернул задумавшегося Ливадова к реальности. Рамирес уже хромал к вокзалу. Не утруждая себя позвать русского по-человечески, он просто потащил раба за собой, причинив тому боль.

– Ничего! – Андрей посмотрел на американца и сразу двинул за Джонсом. Спорить с ним не о чем. Не время и не место для выяснения отношений. Зато себе он мог пообещать, что, когда вновь получит свободу, долго Артур Джонс не проживет.

Мимо прошли двое с погасшими взглядами. Молодая женщина и мужчина средних лет в рабских ошейниках. Одеты в грязные застиранные комбинезоны и разношенные ботинки, головы обриты, худые. Абсолютно покорные судьбе. Андрей выругался и сплюнул. Таким становиться он не желает. И не станет!

Ливадова накрыло. Вспомнился Дагестан и те непростые деньки, которые пришлось пережить на втором месяце службы во время контртеррористической операции. Вспомнилось все или почти все, что с ним сталось в двадцать третьем веке.

Нет! Он не раб, даже когда на нем ошейник! Он или умрет, или получит свободу.

Но первым сдохнет Джонс! Ненависть захлестнула Андрея, он ускорил шаг, чтобы догнать американца.