Потом члены комиссии начали расходиться. Первым вышел из-за стола дородный председатель. Высокий. Когда-то давно он был, наверно, привлекательным молодым офицером. Нынче обзавелся изрядно лишним весом, и живот у него был огромен. Подойдя ближе, толстый подполковник протянул девушке руку.
– Еще раз поздравляю!
Улыбнувшись, Женька приняла рукопожатие, но улыбка сползла с лица, едва председатель комиссии склонился к ее уху:
– Разрешите, я отправлю вам одно сообщение.
Ответа подполковник ждать не собирался. Со стороны должно было показаться, что он произнес какую-то шутку да и отправился дальше по своим делам, тут же позабыв про новоявленную гражданку Красной корпорации.
Зато Ливадову словно током прошибло. Сообщение будет недвусмысленным, и она знала об этом: сработало какое-то чутье. Женька побледнела, и взгляд сам собой нашел Воронцова. Теперь он был зол. Ливадова успела заметить его негодование прежде, чем сын президента взял верх над чувствами и вернул себе мрачный, ничего не выражающий вид.
Неужели он… Приревновал? Женька не могла подобрать иного слова, чтобы охарактеризовать реакцию Воронцова. Он тоже понял, что подполковник вовсе не шутил.
Ливадова стояла на месте и ловила взгляд Воронцова, который старательно не смотрел на нее. Но все же покосился исподлобья, взоры их встретились. Воронцов кивнул и подошел к девушке.
– Нам надо поговорить, – сказала она.
– Говори.
– Не здесь же! – Женька стрельнула газами на офицеров: трое из членов комиссии еще не покинули своих кресел.
– Хорошо. Идем. – Воронцов был подчеркнуто немногословен.
Они вышли в коридор. Шумно, снуют люди. Над одним из проходивших мимо появилась проекция – надпись «Негражданин. Статус полугражданства».
Ливадова прикусила язык, чтобы не выругаться. Вот, значит, как она выглядела в глазах других полчаса назад. Только зачем делить людей на сорта столь грубо?
– Ну? – Воронцов сложил руки на груди. Будто закрылся от девушки.
Евгения смотрела на молодого офицера в зеленой армейской форме снизу вверх. Рядом с ним она выглядела особенно миниатюрной и беззащитной. Как начать разговор? Некстати вспомнилась Кира. В эту минуту Женька собирается сделать предложение, что сродни ее профессии. Девушка покраснела от стыда и разозлилась на свою слабость.
Она делает то, что должна! А не то, что хочется! И не ради легкой и сладкой жизни! Ради брата!
– Я бы хотела, – смущаясь, начала говорить Ливадова, – возобновить наши отношения.
– Нет.
– Что?
Ливадова не восприняла услышанное как отказ мужчины женщине. Она даже и не подумала об этом. Но отказ все равно поразил и испугал Женьку. Нет, не такого ответа она ожидала. Отказ перечеркивает все. Буквально все в ее планах и надеждах.
– Что? – повторила Ливадова с глупой надеждой, что ослышалась либо что-то неправильно поняла.
– Я сказал «нет». – В голубых глазах Воронцова был лед.
А у Женьки вот-вот появятся слезы.
– На этом все, – добавил сын президента и быстро двинулся прочь.
Ливадова смотрела ему в спину и с каждым шагом удаляющегося Воронцова все отчетливей осознавала, в какую беспросветную пропасть падает она сама.
Что же делать! Броситься за ним? Догнать? Что потом? Схватить за руки, умоляя трахать, как прежде? Или упасть на колени, выпрашивая спасти брата? Девушка нерешительно последовала за Воронцовым, однако не прошла и пары метров. Остановилась – она понимала, что ничего не получится. Внутреннее чувство подсказывало, что сейчас Воронцов будет непреклонен. Он даже не станет выслушивать ее, да еще когда рядом столько посторонних глаз и ушей! Публичный скандал недопустим для такого человека, как сын президента Красной корпорации.
Девушка послала Воронцову сообщение! Со множеством восклицательных знаков! Его-то он сможет прочесть! Сейчас Евгения готова была практически на любые условия, хоть и не написала об этом. Однако, начни Воронцов выдвигать требования, она бы согласилась практически на все.
Зеленый мундир скрылся за поворотом. Нетчип доложил, что сообщение отклонено.
В уголках глаз стало горячо. Женька вытерла со щек две покатившиеся слезы. Вздохнула и потерла глаза. Влаги больше нет, и это хорошо. Не реветь же, как брошенная хахалем дура, прямо в здании полицейского департамента! Тем более что тоска на душе вовсе не из-за разбитой любви.
Разбились ее иллюзии. Они были наивны, но теперь их нет. Зато есть реальность. Она одна в целом мире, беспомощна и почти без средств к существованию. Женька и представить не могла, что сейчас с Андреем. Жив ли он? Где он?
Из-за угла, за которым скрылся Воронцов, вдруг вышел дородный подполковник, председатель комиссии. Он увидел Ливадову и приветливо улыбнулся. Направился к ней, но кто-то отвлек толстого офицера срочным разговором.
Евгении вдруг подумалось, что подполковник, скорей всего, считает, что она ему обязана.
А что думает она?
Ливадова вздохнула. Она знала, что теперь делать.
Глава 22
Площадь
Конвертоплан медленно заходил на посадку, его поворотные реактивные двигатели были направлены соплами к земле. Андрей Ливадов не знал, что за бортом машины, – лишь почувствовал, что летательный аппарат изменил направление движения.
Левый глаз заплыл так, что им ничего не видно, рассеченная губа тоже распухла. Андрея крепко и со знанием дела избили. Он не мог сопротивляться – любая попытка дернуться, чтобы вмазать руками, скованными наручниками, или ударить ногой, пресекалась вспышкой резкой боли от рабского ошейника. Казалось, мышцы отслаиваются от костей, рвутся сухожилия, однако Андрей не успевал потерять сознание и забыться в сладостной тьме.
Рамирес, сука, четко следил, чтобы русский не отключился, но и не мог ответить двум взявшимся за него морским пехотинцам, обритым налысо, с сытыми мордами и маленькими злыми глазками, в которых интеллекта имелось не больше, чем у гориллы. Но бить они умели. Мастерски и аккуратно – чтобы не выбить зубы, чтобы не повредить внутренние органы.
Раб получил хороший урок. Со стороны могло показаться, что избит он до полусмерти, и это было недалеко от истины. Джонсу вновь пришлось просить помощи армейских медиков, чтобы привели Ливадова в чувство. Чудо-укол подействовал, и тогда за дело взялся сам Джонс. Нетчип следил, чтобы американец не перестарался, а тот отвел душу по полной. Ошейник накрывал русского одной волной муки за другой, превращая Ливадова в полуживое стонущее и порой скулящее существо.
Артур хотел добиться унижения и раскаяния, когда в промежутках между пытками вытаскивал из русского признания о том, что он думает о случившемся. Но валявшаяся у ног американца скотина лишь смотрела на хозяина с неприкрытой ненавистью да мычала что-то, пока боль опять не становилась нестерпимой и взгляд не терял осмысленность.
Джонс мог бы довести русского до сумасшествия или спалить нервную систему полностью, убив Ливадова на месте. Господь свидетель! Это было бы справедливое отмщение! Но благоразумно заданные информационной системе рамки напоминали, когда нужно остановиться.
Вновь пришлось искать медиков, на сей раз доктор появился не сразу и оказался крайне раздраженным, что его постоянно
