— Я в-вас убью!.. — через рыдания выкрикнул Дикон. Он продолжал колотить и драться, как мог, и его не останавливали. — Уб-бью… клянусь… именем Господа…

— Странно, что не отца, — послышалось в ответ. — Хуан!

— Да.

— Откуда здесь ребёнок?

— Капитанский сын, — а этот голос он узнал… Так говорили с отцом за дверью каюты. — Должен был остаться на суше. Убить?

— Зачем же убить, юноша явно желает драться.

Они перешли на свой язык, и Дикон перестал понимать, медленно рухнул на колени и уставился перед собой. Кровь отца. Он лежит сзади, сил обернуться нет… Шпага отца. Священное Писание, тоже отца. Раскрылось на странице о милосердии, всепрощении и любви. Как бы не так… Как бы не так!

— Вы не буд-дете со мной драться, — шмыгнул носом он. — Не б-будете… убьёте и выбросите в море… с остальными!

— Это просьба? — осведомился пират. Дикон поднял голову. Вот чьи глаза он видел в подзорную трубу. Синие, очень синие… так не бывает… Капитан не улыбался.

— Это вызов! — отец сказал бы именно так.

— Похвально, — равнодушно отозвался убийца и, присев, посмотрел ему в лицо. — Ты счастливый ребёнок, потому что можешь выбирать, пойти за своим отцом или выбрать другую дорогу. Хочешь жить — живи. Хочешь умереть — умирай. Никто из моих людей не тронет ребёнка. Твоя жизнь — в твоих руках. Вопросы?

— Вы предлагаете, чтобы я остался здесь?! — едва не задохнулся от возмущения Дикон. Слёзы высохли сразу же. — Да я… да я ни за что!..

— Корабль теперь наш. Я предлагаю тебе жизнь, — опершись на колено, пират поднялся и кому-то что-то отрывисто приказал. Вокруг засуетились новые хозяева «Ланселота», если он, конечно, останется «Ланселотом». — Решишься умирать — что ж, прыгай, воды тут предостаточно.

Сильнее, чем его, Ричард ненавидел только себя. За то, что не вмешался в поединок отца; за то, что поздно доложил об увиденном корабле; за то, что не послушался строгую матушку и волнующихся сестричек и отправился с отцом в очередное плавание, тайное, секретное, кружащее голову и ставшее последним. Теперь, когда всё было кончено, он придумал десятки вариантов, как мог всё исправить. Разница с реальностью лишь в одном — не смог.

Морская вода мешается с кровью и слезами, утихающий шум ветра — с молитвой в голове. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Пресвятая Мария, молись о нём. Пусть отец получит вечное блаженство… Пусть все, кто погиб сегодня… Аминь…

Дикон вытер глаза, медленно поднялся и выбрал жизнь.

Комментарий к Пролог. «Испанский поцелуй»

* “испанским поцелуем” впоследствии назовут приём с рассечением губы или кончика носа противника (предполагается, что после этого униженный боец сдастся)

https://vk.com/wall-136744905_2893

========== 1. «Сан-Октавия» ==========

♬ Benise — Victory

1585

Марсель вовсе не собирался тонуть — сие прискорбное событие произошло без его ведома.

То есть, ведать-то он ведал, но не был предупреждён. Когда торговое судно с трогательным именем «Жанна» вздумало перевернуться, виконт самым бессовестным образом спал. Выходя из порта в Лионский залив и дымя своей трубкой, важный капитан Поль не менее важно пообещал, что ничего переворачиваться не будет и вообще море в это время года спокойное. Да как бы не так! Вот и верь после этого людям.

Первыми упали сыры. Валме слышал грохот, с которым тщательно упакованные продукты сыпались на пол. Загвоздка была лишь в одном — они изначально лежали на полу. Или как там у моряков это называется, на нижней палубе. Где-тот тут виконт окончательно проснулся и убедился, что им конец, не очень изящно, но спешно свалился с койки и сгрёб в охапку всё самое необходимое. Тонуть — так со стихами! А именно — с потрёпанным фолиантом, где под видом священных текстов хранились письма, торговые договоры и собственные поэтические эксперименты.

— Эй-эй, постойте! — ему удалось поймать за локоть проносящегося мимо матросика. — Мы прямо тут и утонем, что ли?

— На всё воля Господа, — похлопав глазами на невыспавшегося щеголеватого купца, сказал матросик и побежал дальше. Вероятно, молиться — Марсель не заметил, чтобы кто-то пытался что-то делать. Если бы он разбирался во всех этих реях, снастях, такелажах и прочих морских чудовищах, обязательно бы поучаствовал — где-то на этой мысли всё и рухнуло, а вернее, ухнуло вниз.

Господа Марсель уважал, иногда ему даже сочувствовал, но эта «воля» его категорически не устраивала. Под водой было хорошо — под водой не качало, только, к сожалению, было мокро и холодно, а ещё человеку всё ж таки надо чем-то дышать. Отправляясь в путешествие с папенькиным товаром и маменькиным наставлением, виконт был уверен, что в случае чего испугается или хотя бы сделает вид, но возмущение оказалось сильнее страха. Мало того, что Марселя разбудили, Марселя ещё и пытаются утопить! И кто? Господь, что ли? Так не пойдёт…

Судя по тому, что он увидел, почувствовал и обо что ударился, бедняжку «Жанну» разнесло на щепки. А точнее — на доски, чем Валме и воспользовался. Сначала на то, что не так давно было частью кормы, легла завёрнутая в плащ разбухшая книжка с вшитыми письмами и стихами. Дальше начинались проблемы. Во-первых, море успокаиваться никак не хотело и норовило поддать «Жанне» ещё раз, а то и два раза, а то и три. Мимо просвистела разломанная мачта, чудом не сверзившись на барахтающегося в воде Марселя. Поражаясь тому, как он быстро, хоть и нечаянно, научился плавать, виконт сосредоточился на «во-вторых». Он никогда не был пушинкой, а к весу прибавились парик и камзол. От парика Марсель избавился с радостью, свои волосы, между прочим, тоже ого-го, а вот камзол… Нежного рассветного оттенка…

Пища духовная, как сказал бы один знакомый священник, дороже телесного обогащения… нет, не телесного. Неважно, какого, главное — что дороже. Со скорбным вздохом, смешанным с фырканьем (солёная вода забралась в нос), Валме расстегнул камзол и покинул его навеки, а сам повис на доске, прижимаясь одной щекой к сырому дереву, другой — к стихам, и постепенно пугаясь. Кругом — ни одного орущего человека. Ни шлюпок, ни лодок, ни как они там называются… Ничего! От эпицентра нежданной бури его уже унесло, но теперь же туда не вернуться, да и красотка «Жанна» ушла раз и навсегда.

Становилось не только мокро, но и холодно — вода, может, и хороша, но ветер быстро превращает её в лёд. Устроившись поудобнее, насколько это было возможно, на дрейфующей