— Не реагирует на мои шутки, — пожаловался Марсель. — Как, впрочем, и на другие радости жизни. Но я почему-то решил, что не спасти эту бумажку будет свинством с моей стороны.

Бумажка и вправду нуждалась в срочной реставрации: пока чернила не расплылись окончательно, можно ещё что-то спасти. Тучи угрожающе висели над ними, над всей Англией, но пока не разродились ни каплей дождя. Под монотонный стук волн о борт и голоса с причала Луиджи, как зачарованный, следил за пером Марселя и чувствовал, как внутри ворочается страх и какое-то глухое неизбывное отчаяние. Когда он отвлёкся от очередного самокопания, не принесшего никаких положительных мыслей, Хуан уже вернулся в капитанскую каюту, а Марсель заканчивал рисовать.

— Допустим, это полуостров, — пробормотал Валме, не глядя тыкая пером в чернильницу и, естественно, промахиваясь. — Ай. Ведь учили же рисовать…

— Плохо учили? — поддержал разговор боцман.

— Не знаю — может, и неплохо. Я убегал, — охотно поделился виконт. — Один из моих братьев оказался послушнее. Правда, я не помню, какой из…

— Потому что убегал?

— Именно.

Ему бы тоже хотелось, но от себя не убежишь. Если к призракам отца и безымянной девушки без ног прибавится ещё и Рокэ, Луиджи точно махнёт рукой на все божественные заветы и бросится в воду с камнем на шее.

— Так что там за женщина? Ты в поисках лекаря забрёл не туда?

— Просто забрёл, — признался Луиджи. — Не думаю, что она в твоём вкусе…

Он замолчал, поняв, что никто не слушает. Марсель с неопределённым выражением лица уставился куда-то влево и вниз, через его плечо, а потом осторожно переспросил:

— Не вот эта красавица, случайно? Она по тебе соскучилась, Джильди.

На пристани стояла Гарра. Боцман настолько удивился, что ничего не сказал, а просто спустился к ней. Старая ведьма действительно притягивала взгляд, за ним — тело, может, и душу она тоже могла украсть, но как-то без разницы. Ракушки-побрякушки, ожерелья, бусы, потасканные заплатанные лохмотья — и глаза, которые заставляли раскрыть душу.

— В чём дело? — вот так, стараешься быть холодным и непроницаемым, а голос звучит, словно пожить приглашаешь. Если бы Луиджи умел владеть голосом, как дон капитан… Впрочем, Алва бы скорее пригласил старуху на борт и мило с ней болтал — о каких-нибудь допотопных языческих древностях, ну или просто о море.

— Погадаешь, бабуль? — внезапно прокричал Марсель, свисая с бушприта. — Я спущусь!

У этого-то что на уме?! Луиджи только посторонился — не надо пускать ведьму на корабль, женщинам там вообще не место, даже таким. А Валме пусть делает, что хочет, только не умирает и не ранится — больше он не вынесет чужих страданий…

— Платта, — загадочно и страшно улыбнулась Гарра.

— Платта будетт, — подтвердил виконт и хмыкнул. — Только сначала скажи, зачем пришла. Не наговорились вы, что ли?

Джильди вкратце пересказал про злой дым и прочее, что успел узнать сам. Условились о плате — какое-то колечко, какие-то бусы, остались в трюме «Славы» с незапамятных времён. И к чему это всё? Будущего захотелось? Луиджи и так мог сказать виконту, что всё плохо и будет только хуже. Но Марсель как будто тоже напрочь забыл, с чего начал разговор, и — удивление и ужас! — стоял молча.

— Ты чего? — опешил Луиджи. — Или вы все решили свести меня с ума? Скажи что-нибудь!

— Какие травы? — что настораживало сильнее, Марсель даже не улыбался этой своей улыбочкой, которая кого хочешь подкупит. И пристально смотрел на ведьму. — Ты же меня хорошо понимаешь, бабуль?

— Понимаю, — неожиданно чётко отозвалась ведьма.

— Если я покажу… траву, ты узнаешь, подходит она или нет?

Джильди ничего не понимал, а вот Гарра словно подглядела в будущее без них — потому и пришла. В напряжённом молчании они ёжились под колючим приморским ветром и смотрели, как Марсель перебирает какие-то листы в тетради — стихи, заметки, письма, перерисованные карты.

Меж первой и второй страницами лежал высохший пожелтевший лист причудливой формы. Ведьмины глаза расширились, и она всем телом подалась вперёд.

— Боюсь, остался только один, — Валме опять улыбался, но голос звенел, как натянутая струна. Неплохой результат — Луиджи вообще говорить не мог. — Это… всё, что есть. И он засох.

— Сэмля Колумба. Сэмля Понсе де Леона, — прошелестела Гарра, протягивая руку к листу, но не касаясь его. — Тты ретткий везунчик. Этто лист от слой тым, от сэлёная гниль. Толко он имеет такие кончики.

— Растереть кончики, — пробормотал виконт, — и что-то вроде подслащенной воды. Во всяком случае, это сказала туземка.

— Точно? — насторожился Луиджи, соображая, что к чему. — Ты не ошибся?

Они посмотрели на ведьму — старая женщина только покачала головой и дала понять, что рецепта она не знает. Только травы и порошки в чистом виде, не пропорции.

— Уверен, — твёрдо сказал виконт. Над ними пролетела морская чайка, огласив свой полёт зловещим надсадным криком. — А если ошибаюсь, что ж, отравите и меня тоже.

***

Старый эль, выдержанный в бочке лет пять или шесть, не меньше, был крепок и хорош. Капитан «Эльфийки» всех угощал: по таверне летали добродушные шутки, мол, только этим капитан «Эльфийки» и занимается, что угощает. Ричард осоловел ещё на пороге от одного запаха, но лучше напиться вдрызг вместе со всеми, чем потом слышать за спиной и в лицо, что ребёночек не выдерживает. Сегодня, правда, о «ребёночке» все забыли — морякам было, что запить.

— Что-то мы будем делать, — вздохнул боцман… чего-то там, не «Камелота», вот пусть и катится куда подальше. Дик сжал зубы и выдал подобие улыбки. Плеснуть бы кому-нибудь элем в рожу, да не выйдет.

— А что делать? — отмахнулся ещё один расплывчатый незнакомец. — Деньги городские выпрашивать и выкупать святых отцов обратно! Не убили ж они их…

— А ведь могли, что странно! Могли же! Ух, как я сдрейфил-то, когда…

По сотому кругу начался пересказ стычки в заливе. Нет, он этого не выдержит! К скамье пригвоздили чувство долга и крепкий эль. И всё заново, заново, заново — вот обманный ход не срабатывает и играет против них, вот они спешат к незащищённому «Генриху» и не успевают, вот «Генрих» захвачен и все, кроме гребцов, убиты… Выжившие