– А если вас потом всех разом начнет валить в сон от усталости? Караулка останется без охраны? – рассудил он и предложил распределить дежурства: два человека на два часа – дневальные, остальные – отдыхать.
Но даже после этого долго никто не решался спать. Лишь под утро Шурович не выдержал и, пробормотав: «Плевал я на этих гадов», захрапел, завалившись на бушлатах в сушилке. Ведь комната отдыхающей смены стала чем-то вроде морга – там лежали тела начкара и его помощника. Спустя час остальные, кто не дежурил, последовали примеру Шура – спать хотелось невыносимо.
Чудовища больше не появлялись. Возможно, потому, что на улицу так никто и не выходил. Мы даже форточки открывать боялись. Курили и справляли нужду только в самой караулке. Благо внутри был сортир, которым, как я уже говорил, обычно пользовались лишь в холода, а на теплое время года запирали. Но даже по нужде ходили минимум по двое. Так решили после одного случая…
Когда Трошников рассказал нам о том, что происходило в караулке, пока нас не было, упомянул также о последних словах начкара: «Верить никому нельзя!»
– Что он этим хотел сказать? – удивился Агеев.
– Думаю, он о двойниках, – сказал я.
– О каких еще двойниках? Ну-ка, отсюда поподробнее…
– Помнишь историю, которую нам рассказал Рыбалкин? Ну, про то, как к нему приходила подружка, а потом пыталась его прирезать? Так вот, Драпко мне рассказал, что тоже кое-кого видел. Провина! И это в то время, когда Жека с распоротым горлом уже лежал в караулке! Начкар также рассказал, что на него напал Рыбалкин.
– Так ты думаешь, монстры могут маскироваться под людей? – воскликнул Агеев.
– Не знаю, маскироваться или нет, но какие-то иллюзии создавать – точно. Я тоже кое-что видел. Когда вы меня оставили на посту, я разговаривал… Не поверишь – с Волковым!
– Как так? Он же того… – удивился Роганин.
– Именно! Да только я видел его так четко, как тебя сейчас. Даже болтал с ним и прикасался к нему. У меня и сомнений не возникло, что это может быть не он. До тех пор, пока я не увидел труп Лехи, все еще лежащий в окопе. И тут же после этого на меня напали монстры.
– Пипец! – всплеснул руками Агеев. – Час от часу не легче…
Этот наш разговор привел к довольно неожиданным последствиям. Ближе к рассвету дежурили Шурович с Роганиным, остальные отсыпались в сушилке. И вдруг нас разбудили крики и грохот. Они раздавались из столовой. Ворвавшись туда, мы остолбенели. Роганин держал на мушке Шуровича!
– Ребята, помогите! – завопил последний, прикрываясь сковородой, как щитом, словно она могла уберечь от пули. – Он с ума сошел! Пристрелит же…
– Роганин, ты чего это? – спокойно сказал Слава Бабин, протирая сонные глаза. – Автомат-то опусти. Он же типа стреляет.
– Это не Шур! – взволнованно заявил Вовка. – То-то я смотрю – странный он какой-то в последнее время…
– Да Шур я! Шур! Чё ты? – причитал Шурович.
– Говорю же вам, это не Шур! – настаивал Роганин. – Доказать? Эй, ты, руку покажи!
– Чего? – захлопал глазами Шурович.
– Рукав, говорю, закати! Быстро!
Шурович удивленно задрал оба рукава кителя.
– Ну? Это что? – торжественно воскликнул Вовка.
Рука у Шуровича оказалась красной и кое-где в странных волдырях.
– Да обварился я вчера, когда хавку разогревал, – пролепетал Шурович. – До сих пор болит… Ну, скажите вы ему!
Трошников было сделал шаг, но тут же замер – Роганин упер приклад в плечо, прицелился, палец его задрожал на спусковом крючке.
– Вовка, можешь быть спокоен, – поспешно сказал я, испугавшись, что он выстрелит. – Шур точно не монстр.
– С чего ты взял?
– Вспомни. Те двойники появлялись, лишь когда человек был один. Так? Ты задумывался – почему? Да потому, что галлюцинации возникают у человека в голове и видит их только он! Мы же все сейчас видим Шура точно так же, как и ты. А значит, он не глюк!
Признаться, я и сам не был на все сто процентов уверен, что все это так. Вдруг галлюцинации бывают коллективными? И все же старался говорить как можно увереннее, ведь на кону – жизнь Шуровича. Роганин приопустил оружие, но все еще сомневался.
– Ладно, Вовка, не тупи. Дай автомат. – Трошников шагнул, протянув руку. И тут же снова замер. Дуло теперь смотрело на него.
– А вы сами-то кто? – воскликнул Вовка. – Где гарантия, что вы тоже не глюки?
– Совсем охренел, Роганин? – вскипел Агеев. – Уж лучше пристрели меня сейчас. Потому что, если я до тебя доберусь, мало тебе не покажется!..
– Так, погодите, пацаны! – воскликнул я. – Вовка, послушай…
– А с чего мне тебе верить? Может, ты тоже замаскированный монстр!
Аргументов у меня не нашлось. Более того, я покосился на друзей и вдруг поймал себя на мысли, что и сам не могу быть уверенным, что все они, включая Роганина, – не галлюцинации. И тут я вспомнил, что уже был в подобной ситуации, вспомнил проверку, которую мне устроил мираж Волкова, когда спросил меня про «майора Дорова».
– Вовка, спроси нас о чем-нибудь.
– Чего?
– Спроси нас о том, что знать можем только мы. Если мы монстры, то не сможем ответить на твои вопросы. Не можем знать о том, что ты приехал из Новосибирска, что наши кровати в учебке стояли рядом, что тебе как-то в шутку налили в сапоги пены для бритья перед утренней пробежкой… Давай спроси!
Тут я блефовал. Ведь галлюцинации – плод нашей фантазии и насылаются нашим же подсознанием. А значит, видимый тобою фантом знает все то же, что и ты сам. Так, например, иллюзорный Волков знал про «майора Дорова», потому что про него знал я сам. Точно так же и мы, будь галлюцинациями Роганина, ответили б на любой его вопрос. Я надеялся лишь на то, что Роганин этого не сообразит.
Впрочем, тот и не стал ничего спрашивать. Похоже, он уже и сам понял, что ошибся. Роганин растерянно опустил автомат. Трошников тут же вырвал оружие у него из рук.
– Блин, парни, мы так рехнемся… – Роганин схватился за голову.
– Ничего, братан, я все понимаю. – Шурович похлопал его по плечу.
– Короче, так, – сердито заявил Агеев. – С этой минуты в одиночку никому ни шагу! Все должны быть на виду. Еще не хватало, чтобы мы друг друга перестреляли.
Серега Сычев к утру стал совсем плох. Сначала он кашлял: сухо и часто. Потом у него начались спазмы, он жаловался на боли в животе, говорил, что голова просто раскалывается.
