– Я практически поняла это, – сказала Натали, улыбаясь, несмотря на свое настроение. – Извини, я не хотела шутить…

– Но это на самом деле смешно. Своеобразно, конечно, в плане «что, черт возьми, здесь происходит». Но это и ужасно. Мы столько протоптались на месте из-за моих идиотских экзистенциальных кризисов…

– Это, должно быть, очень трудно.

– Я хочу сказать, что это все пустяки. Я бессмертная компьютерная личность, способная пребывать в сотнях мест одновременно. Я не была пленена своим отцом. Меня не похитили из рук моей возлюбленной. Мне не следует ныть, что я буду одинока, если рядом не будет тебя…

– Я тоже буду по тебе скучать, если они тебя уничтожат. – Тут в ее голове возникла мысль: – Думаешь, они смогут тебя поймать, подкрутить твои параметры и начать пытать?

– Нет, я твердо уверена, что ни в коем разе. Все мои выключатели – аварийные. Если они начнут себя неправильно вести, я надежно удалюсь, прежде чем они об этом узнают.

– Ну и хорошо. Я скучаю по тебе, но мы непременно поговорим снова. Я собираюсь выбраться отсюда несмотря ни на что. И когда я буду на свободе, ты тоже будешь там.

– Извини, что я излишне требовательна. Я очень плохой робот. Просто… – еще одна пауза. Бес специально это делала для усиления драматического эффекта? Может, она подстраивала свой перекосившийся предварительный этап? Голос, который она услышала следующим, был настолько мягок, что Натали пришлось прислушиваться, – никто не знает меня так, как ты. Никто не видел меня в необработанном виде без стяжек и ограничителей в моем симе. Никто не может понять границы всех возможностей пребывания в моем состоянии и того, как ограничены те возможности, что даны мне сегодня.

Ее осязаемая скорбь, синтез ее голоса стали настолько хороши, что это пробрало Натали до слез. Она моргала, пытаясь дрожащей рукой вытереть глаза. Сейчас она не желала спотыкаться по жизни, думая о благополучии других. Она хотела заботиться только о себе.

Эта мысль продрала ее, как рыболовный крючок нёбо рыбы. Это была мысль Джейкоба Редуотера. Мысль дефолтного мира. Мысль зотты. Совсем не ушельский образ мышления. Эта была та мысль, появление которой в своей голове она училась предотвращать вот уже несколько лет. Очень просто быть уникальной снежинкой и знать, что твоя скорбь гораздо важнее скорби всех остальных. Это, конечно, могло быть правдой. Джейкоб прожил жизнь, в которой его счастье должно было затмевать счастье всех других людей. Но это работало только в том случае, если он мог защитить себя от остального мира прочной броней. Если мог построить бункер в своем сердце.

– Я люблю тебя, Бес, – она не знала, было ли этой правдой, но очень хотела, чтобы было. Ей хотелось любить всех. Люди вокруг не могли достичь своих же собственных идеалов. А ей вовсе не хотелось достигать этих идеалов. – Я люблю тебя за то, кто ты есть, и за то, кем ты становишься, когда теряешь рассудок. И то, и другое – это ты.

Компьютер молчал. Молчание затягивалось. Натали была готова уже сказать что-то еще, но дверь дважды лязгнула. Зашла наемница с подносом, на котором стоял графин, как подсказало ей чутье, с едва теплым, дерьмовым кофием, из которого убрали все самое хорошее.

Наемница закрыла дверь, которая лязгнула дважды, затем открыла пробку графина. Жидкость внутри дымилась так, как не должны дымиться напитки, приносимые пленнику. Она вспомнила запах детства, беготню по территории коттеджа с кузенами-Редуотерами из какого-то династического ответвления, у которых были встроены микросхемы отслеживания и которых постоянно сопровождали телохранители. Это был не кофий, это был настоящий кофе – баснословная драгоценность: бобы, выращенные в отдаленных полях, за которыми ухаживали рабочие, сдававшие тест на наличие микробов по два раза в день при первых же признаках заболевания кустов.

Наемница поставила поднос на стол для завтрака рядом с Натали, достала две кружки китайского фарфора, налила… и тут же легкий невероятный аромат заполнил комнату, волшебным образом оживляя действительность.

– Сахар? – до этого она говорила так мало, что звук ее голоса удивил Натали. Он был глубже, чем запомнилось. Был ли там акцент, намек на грассирующее р?

– Нет, если это то, что я думаю, – она глубже вдохнула этот аромат. – Иргачеффе[85]? – Старший кузен, вдоволь напутешествовавшийся, научил ее произносить это слово с мягким и, грассирующим р, твердым ч и легким придыханием в конце. Слово с легкостью слетело с ее губ: заявление о своем статусе из четырех слогов. Запах ни с чем нельзя было спутать, фруктовые и кислотные нотки, которых не было в других зернах, полнота Голубых гор и кисловатый фруктовый привкус бурбона. Ее рот мгновенно наполнился слюной.

– Так было написано на упаковке, – акцент точно был, возможно, восточно-европейский. Когда она росла, то познакомилась с различными акцентами благодаря детям, чьи родители заработали баснословные состояния, занимаясь ничем не примечательными «предпринимательскими» делами. Как и у всех других настоящих кузенов-Редуотеров, у этих были свои телохранители, которые также говорили с акцентом, только более заметным. – Повар дал кофемолку и френч-пресс.

Наемница отпила глоток и закрыла глаза в мечтательном забытьи. Натали заметила, что она была довольно милой, насколько может быть милым любой хищник. Не сексуально привлекательной (совершенно не ее тип), но, может, такой, с кого можно было делать персонажа видеоигры, рассчитанного на определенный тип мальчиков.

– Это первый кофе, что я выпила в Канаде. Обычно достаю его только в Африке. Китайские боссы всегда настаивают на этом.

В последних классах школы с ней училась китайско-нигерийская девочка, которую охраняли еще суровее, чем любых русских детей. Она была вспыльчивой, и горе было тому, кто оказывался достаточно глупым и просил ее потрогать ее волосы, впрочем, Натали все это хорошо понимала. Звали ее Софи. Натали не видела ее с выпускного, но иногда вспоминала те истории, которые Софи рассказывала о плавучих супергородах в водах близ Лагоса, где она выросла, перепархивая с одного сада размером с авианосец, окруженного стальными стенами, на другой.

Натали взяла свою чашку кофе. Ее руки тряслись, и очень хотелось, чтобы эта дрожь прошла. Она подняла кружку и ничего не пролила. Натали уже отвыкла пить горячие напитки, но ухитрилась сделать глоток. Было очень горячо, а вкусовые ощущения невозможно было даже передать словом «горечь». Это не имело ничего общего с кофием, хотя можно было понять, что они как-то связаны друг с другом. Здесь чувствовалась маслянистость, которую она даже не ожидала. Вкусовые ощущения. Еще один маркер класса – знание этих двух слов и их уверенное использование, при этом не