Томас улыбнулся,садясь напротив Ньюта. Тот наконец-то оторвал голову от листа и посмотрел на сидящего напротив…кого? Друга? Нет. Своего парня? Тоже нет. Любовник? Точно нет.
Ресницы блондина были влажными, а рисунок, на котором вырисовывались контуры лица с россыпью родинок, был местами чуть влажным.
- Мама порой так же делала, - Ньют посмотрел Томасу в глаза. - У нас часто бывали перебои с отоплением, поэтому она, не жалея воды, нагревала ванную так, что оттуда пар валил. А потом только отправляла меня туда, даже если мне всего лишь надо было одеться в школу. Аргументировала это тем, что я замерзну, пока буду одеваться. А с моим иммунитетом точно заболею.
Парень встал, опираясь на стену, подошел к Томасу и, наклонившись, прошептал:
- Ты заботишься обо мне. Как и она. Спасибо.
И он поцеловал виолончелиста. Коротко, всего лишь легкое касание губами.
А потом Ньют стремительно скрылся за дверью ванной, оставляя Томаса в прострации и наедине с мыслями.
***
Ньют подсоединил к телевизору ноутбук и открыл первый попавшийся в Яндексе фильм. Этим фильмом оказался “Начало” с Ди Каприо.
- Не против? - блондин кивнул в сторону экрана.
- Нет, - Томас мотнул головой. Пока Ньют загружал фильм, он перетаскивал в зал теплый плед, еду и пиво из холодильника.
Когда фильм загрузился, оба парня устроились под одним пледом на диване. Вдвоем было теплее, поэтому Ньют воспользовался тем, что рядом есть тело, которое было явно горячее температуры в комнате. Парень поставил ноги на ноги Томаса, отчего тот зашипел. У Ньюта всегда конечности были ужасно холодными, а реакция Тома была забавной. Он выдал тихий поток матов, когда холодная рука художника легла ему на торс под майкой, но возражать не стал.
Первые десять минут фильма парни провели за копошением, пытаясь устроиться поудобнее. В конце концов, улегшись окончательно, они приступили к еде. К пиву за два с лишним часа они так и не прикоснулись. Периодически Томас комментировал фильм, что порой смешило Ньюта, а порой ужасно раздражало. Заткнуть парня удалось лишь еще одним куском пиццы, хотя до этого он съел роллы. А уже через приблизительно половину фильма еда вообще закончилось, и парням пришлось идти на кухню жарить яичницу и быстро делать салат. Вот за что Ньют искренне был благодарен Томасу, так за то, что тот принес еды. Видимо, как знал, что останется на ночь.
К концу фильма глаза у Ньюта уже слипались, но желание досмотреть было сильнее. Но стоило волчку на экране докрутиться и появиться черному фону, как художник, съехав по подушке, тихо засопел. Худые руки и ноги обвили Томаса, как лианы, а потому ему пришлось аккуратно скидывать их с себя и идти выключать ноутбук и телевизор. А потом уже в голове Томаса свершилась целая дискуссия на тему: ложиться спать рядом с Ньютом или нет. Но вид того, как блондин ежится во сне, сильнее закутываясь в плед, убедил Томаса лечь рядом, обнимая Ньюта. Дыхание художника щекотало шею, а тихое и монотонное сопение успокаивало. А потому уже буквально через несколько секунд брюнет почувствовал, как глаза закрываются, и он засыпает.
========== Глава 12 ==========
Томас проснулся, когда над городом только занимался рассвет. Небо, окрашенное в розовато-голубые тона, не выглядело таким пасмурным, как все дни до этого. Парень искренне надеялся, что хотя бы один день не будет дождя и промозглости, характерной для их города. Плохая погода вгоняла в депрессию, а с учетом последних событий, та все чаще и чаще посещала музыканта. Одна из причин постоянных раздумий и самокопания лежала сейчас рядом, обнимая подушку.
Блондинистая голова лежала на подлокотнике, тихо сопела и хмурила брови. Стоило Томасу только скинуть с себя свою часть одеяла, как Ньют тут же закутался в него с головой, полностью прячась в этом одеяльном коконе. Чтобы он не задохнулся, а потом Томасу не пришлось прятать его хладный труп в каком-нибудь шкафу, виолончелист начал стягивать одеяло. Сделать это было сложно, потому что художник вцепился в него руками и ногами, но потом, перевернувшись и что-то пробормотав, все-таки отпустил одеяло. И открыл глаза.
— Прости, не хотел разбудить, — Томас как-то виновато посмотрел на Ньюта. В его взгляде читалось столько извинений, будто он не просто разбудил человека, а еще перед этим наступил на ногу старушке, обидел ребенка, отобрав у него конфетку, и выставил любимого щенка на улицу. Все сразу и в один момент, а теперь сильно раскаивается.
— Не смотри так, Томми, будто на тебе все грехи мира, — художник от своего сравнения прыснул со смеха. — Все равно скоро вставать. Не знаю как тебе, а мне на занятия.
Заметив удивленный взгляд виолончелиста, Ньют продолжил:
— Сегодня понедельник. С добрым утром.
Улыбаясь, парень встал, потянулся и прошел на кухню, растирая на ходу обнаженные плечи. В квартире было чуть теплее, чем вчера, но все равно не до такой степени, чтобы расхаживать в одних штанах, что и делали парни. Пройдя на кухню, Ньют первым делом потрогал батареи. Под пальцам он почувствовал все такой же холодный алюминий, как и до этого. Ничего не оставалось, как включить на всю духовку, чтобы прогреть воздух, а потом уже поставить греться чайник.
Томас, увидя махинации художника с духовкой, ушел с кухни. Пришел он довольно-таки быстро, держа в руках небольшой плед, который он нашел на полу в комнате, и свитер.
— Я пойду покурю, — брюнет кивнул в сторону зала, где был выход на балкон. Надев свитер, он направился в сторону зала, но остановился у вешалки в коридоре. Сняв куртку, Томас пошарил по карманам, выуживая из одного пачку Malboro.
С кухни послышался короткий свист чайника и голос Ньюта.
— Ты кофе будешь? И меня подожди, я тоже пойду.
Томас, взяв сигареты, вернулся на кухню. Стоя около плиты, Ньют сыпал в кружку ложку за ложкой кофе.
— Я чай лучше буду. Черный, три ложки сахара. Тебя удар не хватит, столько кофе пить? — музыкант кивнул в сторону кружки, куда блондин высыпал уже приличное количество кофе.
— А у тебя жопка не слипнется, столько сахара в чай добавлять? — улыбнулся Ньют, заваривая чай и насыпая туда сахар.
— А ты еврей, вопросом на вопрос отвечать? — Томас улыбнулся, облокачиваясь на раковину. Стоявший совсем рядом художник сначала лишь усмехнулся, а потом, спустя всего пару секунд, засмеялся в голос. Заливисто, смахивая выступившие от смеха слезы. Виолончелист впервые за их знакомство услышал искренний, не сдерживаемый смех художника.
— Томми, да ты, оказывается, шутник, — отсмеявшись, протянул