— Не совсем. Но верю теперь все больше и больше.

— Поверь и в этот раз. Марс жив. В лучшем случае у него ожог на ноге. Мы просто вывели его из игры.

— Вот как? А почему он мне этого не сказал? Значит, вся ваша ссора была только игрой? Как и любовь?

— Нет, — она отвернулась к стене, скрывая непрошенные слезы, и сразу почувствовала себя такой маленькой, жалкой, изувеченной, что слезы покатились по щекам и зашуршали в соломе.

— Ну вот, — добродушно протянул Рагнар. — Такой могучий воин и плачет. Ну же, давай, хватит.

Она всхлипнула еще раз, останавлваясь и заставляя свои глаза высохнуть немедленно:

— Давай-ка мы о Юлии лучше поговорим еще. Я прошу тебя, сделай так, чтобы она больше сюда не приходила. Ты мне сейчас расскзал странную историю про сватовство в море. Значит она тебе совершенно не нужна, раз есть какая-то невеста в Риме. А ты точно уверен? Сколько тебе тогда было?

— Двенадцать.

— А сейчас?

— Двадцать восемь.

— Да девочка за это время могла умереть, ее могли выдать замуж и отдать в жрицы. Ты имени не знаешь. А как тебя должны узнать ее родители?

— Имя записано у меня на руке, — он вытянул свою татуированную руку и поиграл мускулами. — И имя ее отца, и обстоятельства того боя, где мой отец спас жизнь римскому офицеру в морском сражении.

— А прочитать? И все встало бы на свои места.

— К сожалению, это тайное письмо наших жрецов. Отец погиб, не успев научить меня. Потом надо было защищать наши поселения, и учиться было некогда, я жил с мечом в одной руке и копьем в другой. А после и я сам в плен попал, и уже наших жрецов не встречу.

— Тогда забудь. Живи, как живется.

— А обещание?

— Не ты же обещал. Это твоему отцу пообещали выдать замуж дочь. Да ту дочь кто-то спросил?

— Не злись. От этого жар подниматся, — огрызнулся на нее Рагнар, а его изумрудные глаза потемнели, как лесная трава.

И вот девочка стояла перед ним — тоненькая, большеглазая и разгневанная.

— Ты не хочешь меня видеть, потому что любишь ее?

— Кого? — не понял Рагнар, и пожалел, что снова Юлия купила его время после боя, когда он устал, да еще и расстроен случившимся с Гайей.

— Невесту смерти! — выпалила Юлия. — Которую ты носишь на руках!

Он невесело рассмеялся:

— Вот ты о чем! Она мой боевой товарищ. И она была ранена на арене. А раненых, вообще-то, выносят. А не за ноги вытаскивают, как у вас тут заведено.

Юлия осеклась, вспомнив, сколько раз в разговорах дяди и тети мелькали фразы о том, что на службе у дяди опять кого-то ранили, что он не знает, кого и кем заменить, что какой-то Квинт опять сбежал из госпиталя. Только теперь, увидев в прошлый раз вблизи Рагнара раненым, она осознала, что все это не пустые разговоры. Но Рагнар и дядины воины были мужчинами. А эта рыжая воительница, так похожая на Гайю, была женщиной. Красивой и нежной. Юлия представила, что это ее собственное тело терзает железо…

— Если ты считаешь меня ребенком, то ты ошибаешься, — она постаралась как можно сильнее выставить напоказ свою небольшую грудь. — Я вполне женщина. И ничем не хуже моих подруг.

— Каких еще подруг? — он думал о Гайе, которую вынужден был оставить одну в камере, разве что попросил пробегавшего мимо Вариния присмотреть, но Вариний же бегал не просто так, а под руководством своего наставника, вредного сухопарого иллирийца, заменившего внезапно выкупившегося галла.

— Подруг? — с вызовом спросила Юлия, картинно подбочениваясь. — Моих. С которыми мы приехали сюда развлекаться с гладиаторами.

— О ужас, — он сел на ближайший к нему клисмос, сжав виски пальцами. — И много вас?

— А ты бы хотел всех? — она попыталась быть нарочито развязной, но у нее не получалось и голос срывался.

— Прекрати! — он тихо и уверенно рявкнул на нее, потому что видел такой кураж у молоденьких, еще не побывавших в настоящем бою воинов, и зачастую это был их первый и последний бой.

Но она не унималась:

— Я все понимаю. Конечно, эта Невеста смерти настоящая красавица. И она зрелая и умелая женщина, она знает, как доставить удовольствие в постели. А меня ты считаешь ребенком. Раз так, то я пойду к тому, кто так не считает. В конце концов, это я здесь деньги плачу.

И девушка развернулась, чтобы позвать управляющего. Он метнулся к ней и накрыл руку, уже готовую дернуть колокольчик:

— Не смей!

— Кто ты такой, чтобы мне приказывать?

И вот тут он понял, что не владеет собой. Ярость, досада, нежность и волнение смешались в одну безумную смесь в его так долго жившем только сражениями сердце, оно ухнуло, замерло и понеслось. Рагнар обхватил ее обеими руками и начал целовать, постепенно снимая с нее все эти покрывала, какие-то пояски и ленточки, развязал мягчайшие ремешочки ее сандалий, подхватил обнаженное девичье тело на руки, целуя каждый куточек ее нежного, пахнущего цветами тела.

Рагнар остановился только в самый крайний момент, когда осторожно уложил замершую в его ладонях Юлию на вздыбленную взбитой периной простыню и увидел, что ее тело как будто светится изнутри теплым розоватым светом.

Он шумно вздохнул и выпрямился, содрогаясь от осознания того, что едва не сотворил с этой наивной девочкой. Но девочка и правда оказалась не столь наивна. Или наоборот, наивна до такого предела, который он себе и представить не мог. Она приоткрыла длинные пушистые ресницы и посмотрела на него:

— Что же ты остановился?

И тут ее внимание привлек нависший над ней его восставший против всякой воли и здравого смысла орган.

— Что это? — с восторгом и ужасом спросила замирающим голосом Юлия и дотронулась до него пальчиками.

И вот тут он рухнул со стоном плашмя во весть рост поперек кровати — как стоял, так и упал.

Юлия вскочила на ноги, топча подушки:

— Что с тобой? Я сейчас позову на помощь. Тебе нужен врач?

— Топор мне нужен, — простонал он, не решаясь перевернуться на спину.

— Зачем? — не на шутку испугалась она.

— Дрова рубить! Врагов рубить! Голову свою самому себе снести!

— Нет, погоди! — она с неизвестно откуда взявшейся силой перевернула его лицом к себе. — Я пришла казать тебе очень важные вещи. Твоя рука… Я рассмотрела в тот раз, пока ты спал, все узоры. И даже зарисовала из в кодикиллус. А на днях сходила в библиотеку. И нашла ответ на свои вопросы! Ты мне и правда снился! И я теперь знаю, кто ты!

— Знаешь, я тоже знаю, кто я. И память не терял. У меня ни одной раны в голову еще не было.

— Послушай меня, — и она рассказала ему о своих снах про воина с черной от надписей рукой.

Он сел на кровати и потер лицо