В комнате, порядком разгромленной в борьбе, Луканий отбивался от наседавших на него нескольких мужчин, вооруженных кривыми египетскими короткими мечами. Гайя сама удивилась, как долго мальчишка сумел продержаться один, с ножом, к тому же уже получивший несколько ран, обильно заливавших кровью и его, и пол вокруг. Часть крови на полу принадлежала одному их египтян, чей труп валялся под ногами сражающихся.
Гайя сразу же ворвалась вихрем в схватку, даже не успев выхватить нож — и первым же ударом подломила колено одному из жрецов, заставляя того отползти в угол. Второго она оглушила мощным ударом ноги в челюсть, а с третьим сцепилась на ножах, слыша за спиной, как грохает в стену молот, выбивая кирпичи. Стук молота, падающие обломки, посыпавшаяся сверху штукатурка, удары собственного сердца — все слилось внутри нее в сплошную боевую музыку, и тренированное тело делало свою работу само, а мозг холодно и быстро все происходящее. Она понимала, что силы Лукания на исходе и что нельзя убивать с таким трудом выслеженных поганцев, в руках которых была сосредоточена вся торговля дурью в римских притонах.
Но вот кусок стены вывалился почти на нее, едва не ударив куском кирпича по незащищенной ничем, кроме тонкого черного лоскутка голове, но только оцарапав обнаженное плечо. Она успела извернуться, а жрец от неожиданности потерял скорость, и Гайе не составило труда свалить его и плотно прижать к засыпанному штукатуркой деревянному полу.
— Принимай гада, — хрипло, не восстановив еще дыхание, приказала она одному из ворвавшихся ребят.
Остальные сами сориентировались и связали всех пойманных жрецов Изиды, заткнув им рты, потому что те шипели и посылали проклятия на трех языках, зачем-то припомнив и греческий.
— Уводите. Квинт, повозка наша стоит в проулке?
— Должны были подогнать. Значит, стоит.
— Грузите. И погодите, не уезжайте, — она наклонилась над потерявшим сознание окровавленным Луканием, обессиленно распластавшимся на полу.
— Жив? — Квинт присел рядом с ней, помогая перевернуть непослушное тело на спину и заглядывая в глаза.
— Жив. Врача бы скорее.
— Так Планкус в повозке ждать и должен! Позвать?
— Бегом, — Гайя взяла покрытую кровью ладонь Лукания в свои руки, и только сейчас заметила, что они у нее тоже порядком исцарапаны и покрыты ссадинами после лазания по острой черепице. — Мальчик мой, посмотри-ка мне в глаза…
Парень услышал ее голос и с трудом разлепил веки:
— Трибун… Я не подвел тебя? И могу предстать перед Хароном?
— Не подвел, — она бегло осмотрела его повреждения и не нашла ни одного смертельно опасного. — И Харону ты вовсе не нужен. А вот Планкуса ты заинтересуешь. Ему практиковаться надо.
Врач, такой же молодой и сильный парень, как и Луканий, влетел в помещение, даже не задохнувшись на лестнице:
— Недавний знакомый? Повадился ко мне попадать? Рад видеть. Давай-ка перевязываться.
— Ну все, Луканий, ты в надежных руках, — поднялась с колен Гайя, чувствуя, как наваливается усталость и как пот начинает щипать все ее ссадины. — Сейчас ребята поднимутся и отнесут его в повозку.
Врач кивнул:
— Сейчас перехвачу так, чтобы кровь остановить. Остальное уже в госпитале. Жить будет. Парень крепкий, здоровый. Крови потерял много, но это не страшно, хорошая еда, сон, и все вернется.
— Гайя, — окликнул ее Луканий. — Так я прощен?
— Да, конечно. Я подписала приказ еще до выезда. На всякий случай. А вдруг не вернулась бы я?
— Благодарю тебя, — в его выразительных глазах, показавшихся Гайе теперь красивыми и осмысленными, блеснула влага. — Для меня служба это смысл жизни. А ошибся… Сам себе я же этого никогда не прощу. И гибель той девочки себе не прощу…буду и за нее сражаться с нечистью.
Гайя улыбнулась воину из последних сил и вышла на лестницу. Сил спускаться вниз у нее не было — безумно болела спина, ломило задетое в драке левое запястье, снова напомнившее ей о сирийской пустыне. Она сняла маску и подставила лицо и волосы ветру, чтобы он обсушил пот, стекавший ручьями.
Гайя почувствовала колебания дощатой лестницы под ногами и напряглась, готовая отразить неожиданную атаку упущенного при захвате поганца, но тут же расслабилась, заметив в темноте знакомую огромную фигуру мужчины, чьи короткие белоснежные волосы ни с кем другим перепутать было невозможно.
— Кэм? — удивилась она.
Он ни слова ни говоря завернул ее в своей плащ, хранящий тепло его тела, обхватил за плечи:
— Ты решила простудиться? Мокрая вся, а на такой ветродуй выползла! Словно маленькая девочка, честное слово, — и Кэм поцеловал ее в висок, прижимая к себе обеими руками, стараясь защитить от пронизывающего ветра.
Гайя, только сейчас ощутившая, что ночной воздух уже действительно не столь освежающе приятен, как показалось ей вначале, невольно вздрогнула во влажной и ставшей холодной тунике, и Кэм обнял ее еще сильнее:
— Согревайся, милая, и пойдем вниз. Я тебя отвезу.
— А ребята?
— Прости, но я их сам отправил. Квинт не решался без твоего приказа.
— И правильно. Раненого надо скорее довезти до лагеря, — она обернулась к Кэму и наморщила лоб. — Погоди, а ты-то тут каким образом оказался и командуешь? Я же не собиралась тут стоять до утра, уже успела бы добежать до низа, если бы не ты.
— Сменился пораньше. Ребята урбанарии у Соляных ворот сказали, вы вроде на выезд уехали.
— Странно. Они не могли нас видеть.
— Потому и «вроде». Они видели повозку. Пустую, но с врачом.
— Видели и узнали они, значит, видели и узнали остальные, — задумчиво-встревоженно произнесла Гайя, придерживая на кривых и шатающихся ступеньках края не по росту длинного плаща Кэма.
— Вряд ли. Ни возница, ни врач аквилой когорты не размахивали же. Просто мы все уже друг друга знаем. И это неплохо отчасти.
Кэм отвязал своего коня и вскочил на него, подхватив заодно и Гайю:
— Не возражаешь?
— А есть варианты?
— Разве что можно прогуляться пешком. Кстати, не волнуйся, твой плащ ребята забрали оттуда. Хотели тебе отнести наверх, я сказал, что не надо время тратить.
— А какая разница? Если все равно ты шел за мной?
— Хотелось укутать в свой, — хриплым шопотом признался ей на ухо Кэмиллус.
— А сам? Меня отругал, а теперь сам простудишься. Ветер то для всех одинаковый.
— А я плотнее к тебе грудью прижмусь, — в его голосе прозвучали озорные нотки.
Гайя расслабилась, позволив их телам повторить изгибы друг друга, тем самым сберегая тепло. Очень крупный и выносливый, под стать хозяину, конь Кэма быстро довез их до светящегося всеми факелами лагеря, не спящего в уже довольно поздний час. Она первой спрыгнула с коня, не желая представать перед подчиненными в объятиях мужчины.
— Трибун, — официально приветствовал ее Друз. — Ты сама допросишь пленных? Я
