Ренита что-то сонно пробормотала нежное и вскоре задышала ровно, тихонько посапывая. А Таранис еще какое-то время полежал, слегка приподнявшись на локте и любуясь ее гладкой кожей, пусть и покрытой сейчас темными пятнами беременности — он знал, что это временно и что это вполне справедливая плата за счастье обрести своего ребенка. В душе Таранис надеялся, что у него будет сын, из которого он воспитает воина — но был согласен и на дочь, особенно, если она будет такой, как Гайя и сама Ренита: красивой, женственной, но готовой дать отпор врагу.

Рыбка, легкая и тоненькая, стремительно летела вниз, словно и не отталкивалась ногами от стены — даже на извести не оставалось следов ее ног, хотя верхние этажи инсулы были сделаны из переплетенных ивовых прутьев, лишь скрепленных между собой глиной, а сверху заштукатуренных и побеленных.

Дарий и Гайя не сводили с нее глаз, приставив ко лбу руки козырьком — осень радовала последними солнечными днями перед долгой чередой снега с дождем.

— А знаешь, сегодня закрытие сезона гладиаторских боев, — как бы невзначай промолвил Дарий.

— Хочешь развлечься? Или Рыбке не хватает впечатлений? — весело и спокойно поинтересовалась Гайя.

Дарий скосил на нее удивленные глаза:

— Вряд ли. Я и раньше-то не особо понимал интерес смотреть со стороны, а не рубиться самому. А после того, что они там сотворили с тобой и Марсом… Нет, не хочу и не могу. А вот интересно, тебя не тянет взглянуть на это дело с другой стороны?

— Нет. По той же причине, что и тебя. Мне скучно смотреть, как сражаются другие.

— А на арену бы вышла?

— Смотря с кем и во имя чего. А где именно, это не столь важно.

— У меня получается? — подбежала к ним Рыбка, улыбающаяся до ушей и с туго заплетенными на затылке косами.

— Неплохо, — кивнула Гайя, опередив Дария на правах старшего по званию. — Только отклоняйся сильнее. Совсем как будто спиной на землю. И тогда будешь идти увереннее. Как по обычному полу.

Рыбка благодарно взглянула на нее:

— Значит, я смогу и на выезде так зайти?

— Естественно, сможешь, — ответила Гайя. — В чем разница? Веревка та же. Сложнее внутри сориентироваться, не промедлить. Это надо отдельно тренировать.

Девочку окликнули ребята, возившиеся с веревками и поясами у подножия здания, на котором они тренировались, и она унеслась на зов.

— Гайя, — простонал Дарий. — Ну зачем ты даешь ей надежду? Мне хватило и того, что произошло на болотах. Я, дурак, согласился ее взять перевязки делать, все же и правда далеко уходили, помощи ждать неоткуда было бы. А пришлось… Я же тебе рассказывал!

— Помню. И ребята рассказывали. Храбрая девочка. И все же в храме ее толково подготовили. И Ренита хвалила за то, как бойца твоего лечила. Он, кстати, как?

— Понемногу возвращается к тренировкам. Лубки Ренита уже сняла. Руку разрабатывает.

— Быстро время летит, — переводя разговор на другую тему, согласилась Гайя, спохватившись, что прошел почти месяц с тех пор, как Дарий и Кезон со своими ребятами разгромили лагерь наемников в Помптинских топях. — Интересно, что и на вилле Луциллы стало тише. Видимо, основную перевалочную базу мы все же накрыли.

— Водичка дырочку найдет. Просочатся. Не верю, что вот так они иссякли или исправились.

— Значит, не зря своих ребят тренируешь! — Гайя дружески хлопнула его по плечу, не закрытому в этот раз доспехами, потому что Дарий сам показывал несколько раз спуск по веревке, а переворачиваться вниз головой в доспехах было не слишком удобно, и эти бойцы шли почти незащищенными, надеясь на свою скорость и ловкость.

Гайя шла по преторианскому лагерю, закутавшись в тяжелый зимний плащ, и поймала себя на том, что обернула его краем снова нывшую до ломоты левую руку, поврежденную сирийской стрелой чуть меньше года назад. «До чего же странно», — подумала она. — «Вот бедро же было пробито копьем, заживало долго, гноилось. И ничего. Даже следа теперь не осталось, драконья лапа на этом месте с когтями. А тут какая-то жалкая стрела, и хоть руку отрывай».

Гайю злило, что даже Ренита не могла ей помочь — все растирания и припарки помогали ненадолго. И голова тоже досаждала — ранили-то ее в бок, а головой она просто ударилась о камни, тем более в шлеме была, даже не рассекла. А стоило погоде только наметить испортиться, как головная боль заставляла ее сжимать кулаки. Потому и поняла сразу Кэмиллуса, мучившегося на корабле приступами мигрени, валящими с ног, и обрадовалась, когда он признался ей:

— Странно, но голова перестала болеть, я и сам не заметил.

— Рада, — она провела рукой по его седым, но густым и мягким волосам, которые он стриг очень по-военному коротко, в отличие от Тараниса, который так и не согласился расстаться со своими волосами ниже лопаток.

— Это тебя благодарить надо, — осторожно обнял ее Кэм. — Близость с тобой меня исцелила.

— Лгун и льстец, — отбросила она волосы за спину легким движением головы, но из объятий не высвободилась.

— Ты же знаешь, я не лгу. И тебе тем более. И сам не хочу, и тебе солгать трудно, все же насквозь видишь.

— Вижу.

— Так что я твой должник, — он зарылся лицом в ее волосы, вдыхая аромат лотоса, в очередной раз удивляясь, что Гайя непостижимым образом сохраняет этот чарующий запах несмотря ни на что, даже тогда, когда пот стекает по ней ручьями на тренировке или в жаркой схватке.

И сейчас, торопясь к Фонтею в штабную палатку, Гайя невольно вспомнила тот разговор с Кэмом и его теплые надежные объятия.

Она чувствовала себя потерянной — и Марс, и Кэм были ей дороги, и с ними с обоими ее связала воля Аида, и было это проклятием или благословением, она не могла понять. Оба мужчины знали, что связаны с ней навеки, и мужественно несли свою ношу, не смея оспаривать повеление бога подземного мира и мучаясь от необходимости делить любимую со своим же другом.

— Гайя, — признался ей как-то Марс. — Жду задания от командира. Подальше и потяжелее. Чтобы наверняка.

— Это что ты задумал? — она взглянула в его потемневшие, цвета мокрой дубовой коры глаза. — Даже не смей думать об этом.

— Не могу, — он ударил кулаком по мраморной колонне, на которую опирался плечом во время разговора, происходившего на ступеньках у входа в дом префекта. — Гайя, родная моя, как же я люблю тебя…

— Ревнуешь?

— Нет, если ты о Кэмиллусе. Это не наш выбор и даже не твой. Воля богов.

— Тогда что?

— Не могу, — повторил он. — Не могу видеть и сознавать, что ты можешь погибнуть, что тебя снова ранят.

— С чего это вдруг? — недоуменно пожала плечами Гайя. — Что