— Но он не двигается!
— Паралич не пройдет мгновенно. Мне удалось выдернуть иглу сразу. Но Волку все равно придется восстанавливаться.
— Значит, и меня…
— Да, и тебе она готовила такую же участь.
— Ты сможешь выяснить, кому я так не угодил на этот раз?
— Изиде, — вздохнула Гайя, продолжая поглаживать лицо и шею Волка.
— Добей, — прохрипел он, тщетно силясь пошевелиться.
— Ты восстановишься. Я точно знаю, — глядя ему в глаза, раздельно ответила Гайя. — А если нет, то обещаю в присутствии императора. Сама добью. А пока лежи. Все будет хорошо.
— Что тут у вас?! — в приемную ворвался Кэмиллус с мечом наготове.
Увидев императора, спокойно стоящего на своих двоих, он смутился и приложил руку к груди. И тоже опустился возле Волка:
— Эх ты, дружище. И как же тебя снова угораздило вляпаться?
Веки мужчины дрогнули, и он с трудом сфокусировал взгляд на Гаей и Кэме.
— Август…
— Лежи. Император цел. Поганку повязали, — ответила на все его вопросы Гайя.
— Что со мной? Рук и ног не чую, — заплетающимся языком проговорил Волк, силясь поднять голову.
— Призвать моего личного врача? — предложил Октавиан.
Гайя отрицательно качнула головой:
— Нет, наш врач справится. И ни к чему привлекать внимание к событиям.
Кэм осторожно, с помощью Гайи поднял его на руки товарища и понес к потайному выходу через таблиний — тому самому, через который выводили Октавиана Гайя и ребята во время массовых беспорядков в городе.
— Ты хочешь тащить его на руках через подземный ход? — посомневалась Гайя. — Не следовало бы. Не выдержит. Ему покой нужен.
— Нет, — мотнул головой Кэм, ухватываясь за бессильное и сползающее тело поудобнее. — Я выйду раньше, на Квиринале, в самом начале длинной улице, она как раз паралелльно Виминалу идет. Там в лавке пекаря явочная квартира. Сможешь туда отправить повозку?
— Лектику. Она не трясет. И ребята наши. Стой. А почему не отсюда сразу? Лектика же моя. И занавески задвинуты.
— Ты гений! — воскликнул Кэм. — Организуй, чтобы к дальнему выходу лектику твою ребята подали.
— Им придется и обратный путь проделать. Забрать меня и поганку.
— Я распоряжусь выделить тебе лектику, — вмешался император, остававшийся все это время в приемной. Он действительно был обеспокоен состоянием Волка, и не держал на него зла, что так близко пропустил наемную убийцу — если она сумела свалить такого воина, значит, враг действительно стал еще сильнее.
Когда Гайя добралась с задержанной египтянкой до лагеря, то, оставив ее под надежной охраной, она сразу побежала в госпиталь.
Рените уже удалось раздеть мужчину, бестрепетно срезав с него невольно промоченный сублигакулюм. Она лишь шепнула Кэму:
— Поговори с ним, — и Кэм, поняв все, наклонился к другу, опершись локтями о край операционного стола и заслонив происходящее своим телом, давая Рените возможность раздеть и обмыть раненого.
— Да что со мной? Хоть ты скажи, — ему все еще было трудно говорить, а шевелиться и вовсе не получалось, но он пытался осознать случившееся и принять решение.
— Ничего необычного для нашей службы, — улыбнулся Кэм, давая ему воду так, как велела Ренита, слегка отжимая на пересохшие приоткрытые губы мокрый лоскуток. — Мы все время от времени не даем скучать нашей Рените. Так, Ренита?
Женщина что-то пробурчала, внимательно осматривая все его тело, сгибая и разгибая каждый палец на ногах и руках.
Кэм чувствовал, что Волк буквально разрывается от злости — он рухнул от укола тонкой иголки в то время, как другие сами доходили своими ногами, простреленные насквозь, как Дарий со своим плечом. Да еще и увидев Рениту, Волк окончательно обозлился — он не особенно доверял женщине-врачу не потому, что она женщина, а потому, что работала она до этого всего лишь в лудусе. И истинный римлянин и воин Волк не особенно был склонен всерьез воспринимать ни самих гладиаторов, ни их врача.
Гайя неслышно прошла в палатку и встала тоже у изголовья Волка, уже осмотренного Ренитой, растертого какой-то душистой мазью и перенесенного на постель.
Он нашел ее глазами и попросил снова:
— Добей. Это необратимо. Я едва языком ворочаю. И все… больше ничего нет…
— Вот как? — подняла бровь Гайя. — Добить? А всю работу нам? Нет, так не выйдет. Давай лечись. Неделю полежать придется. И слушайся Рениту. Она не навредит.
— Эта мышка? — прошептал Волк. — Легионных врачей у нас нет…
— Нет, — кивнула Гайя. — И мне она помогла неплохо. Так что лежи спокойно, если хочешь вернуться на службу.
— Да перестань ты паниковать раньше времени, — вмешался Кэм. — Видел я такое. И ты, кстати, в Египте этом гадостном тоже видел. И сам знаешь, что восстановишься. Так что наслаждайся отдыхом.
Они оставили Волка на попечение Рениты, которая с жаром взялась за своего нового пациента — благо, госпиталь в эти дни пустовал.
Гайе на следующий день снова пришлось вмешаться — когда она забежала проведать товарища, то застала Рениту рыдающей в одном углу, а силящегося подняться и кряхтящего от ярости Волка в другом.
— Что? Ренита, честно… — Гайя устала, допрашивая второй день подряд египетскую танцовщицу, оказавшуюся опытной жрицей Изиды, причем почти вдвое старше Гайи, чего нельзя было определить по ее внешности.
— Он отказывается есть.
— Ты лучше меня знаешь, что ему трудно жевать и глотать, — осторожно напомнила она Рените.
Та кивнула:
— Конечно. И я сварила совсем жидкую кашу. С молоком, медом и маслом. Попыталась кормить с ложки. Я всех так кормлю. Никто не отворачивался. Я не девочка, и не могла сунуть в ухо или дать кипяток какой пересоленный! — врач уже была готова взорваться и взволновано положила руки на свой слегка выпирающий под форменной туникой живот.
— Верю. Успокойся. Идем, если каша еще не остыла. Попробуй при мне.
И, как только Ренита склонилась над замершим напряженно при ее приближении Волком и произнесла:
— Ну-ка, мой хороший маленький зайчонок, открывай-ка ротик, — Гайя подскочила и выхватила ложку и котелок.
— Ренита. Иди отдохни. А мы тут сами, — она давилась от смеха. Но не хотела обидеть Волка еще и своим хохотом, да и не особо умела смеяться вслух.
Скормив Волку весь котелок, Гайя подмигнула ему:
— Пригляди тут за Ренитой. Она тяжело носит, все же возраст дает себя знать.
— Сколько ей? — Волк приподнял бровь, и Гайя улыбнулась, видя, что к нему постепенно возвращается способность управлять телом, пусть и такими воробьиными шагами.
— Двадцать восемь. Многие римлянки в ее возрасте задумываются о будущем женихе для своей дочери.
— Ты ненамного ее моложе…
— На год.
— И женихов не ищешь даже самой себе.
— Не ищу. А надо? Или напрашиваешься?
— Я развалина. И мне не свататься надо, а найти нож и попытаться надеться на него горлом.
— А для чего я тогда теряла время и кормила тебя кашей? — всплеснула руками Гайя.
— Зов материнства.
— Ты пытаешься сделать мне больно? — Гайя недоумевала, с чего это Волк, который и здоровым-то не особенно вступал с ней и с