— Неужели я упала? Ах, как неловко…

Все наперебой бросились утешать ее и уверять, что в такой духоте да еще с ее непривычки это вполне ожидаемо:

— Дорогая, ты же привыкла спать на попоне в чистом поле? И скакать там целый день… И да, еще и на море… ты же только осваиваешься в мирной жизни…

— Да не трогайте вы ее, — раздался раздраженный скрипучий голос, принадлежащий насупленному, дородному мужчине с седыми кудрявыми волосами и в тоге с двумя широкими пурпурными полосками. — Беременна. Разве не видно? Бледная, как смерть. И я наблюдаю за ней уже третий день. Ест мало, разве что отщипнет виноградинок. А от жареного барашка в меду нос так и воротит. Точно беременна.

— Совести нет, — ахнула сморщенная, покрытая таким толстым слоем белил глубоко немолодая матрона, что они на ее сухой коже дали пошли мелкими трещинками, начав осыпаться на паллий темно-лилового цвета из дорогой колхидской шерсти. — Она же не замужем. Вот все тут ахали и охали. Ах, трибун! Ах, героиня Рима. А я всегда знала, каким местом она заслужила свои регалии.

Гайя застонала уже неподдельно — ей хотелось разметать все это безумное, сплетничающее сборище и бежать, бежать по всем кривым улицам и взвозам до самых ворот, а дальше по дороге мимо виноградников, пока не упадет. Но она помнила, что от нее теперь зависит успех операции, и продолжила игру:

— Мне уже лучше…

Тут голоса замолкли, а толпа расступилась — к ней широкими шагами приближался сам император, и его одежды вздымались в такт энергичным шагам.

Ему услужливо бросились рассказывать, что тут произошло, но он властным движением велел замолчать.

— Несравненная Гайя, позволь предложить тебе мою лектику и охрану, чтобы сопроводить тебя домой, раз ты нуждаешься в отдыхе. И я пришлю к тебе незамедлительно своего врача.

— О нет, благодарю тебя, всемилостивейший Август, — Гайя томно заняла сидячее положение а затем встала, всем видом показывая, что она и из последних сил готова выразить почтение императору. — Мне намного лучше! Твой взгляд и внимание оказали целительное воздействие и вдохновили меня на дальнейшее веселие в твоем гостеприимном триклинии.

Она склонила голову, понимая, что взгляды мужчин сейчас прикованы к тому, как скользнула по ее груди подвеска, проваливаясь глубже в ложбинку. Величественный взгляд императора не был исключением… Но Октавиан быстро перевел дыхание и взял себя в руки — он давно привык к Гайе как к тайному телохранителю, которым она начинала свою карьеру в когорте, сам следил за ее подвигами и старался наградить вовремя, понимая, что при ее отчаянной храбрости может просто не успеть повесить на ее грудь очередную награду. Но вот незадача — когда он вручал фалеры и регалии отважному офицеру-спекулаторию, то эта великолепная, пышная, натянувшая ткань столы грудь была стянула доспехами, а локоны заплетены в тугую, прилегающую к голове косу. А сейчас и он понимал, что по трибуну Флавии мог бы и сам сойти с ума, если бы не был правителем Римской империи.

Император отдал распоряжения, и Гайю с почетом и предосторожностями проводили до лектики императора — хотя особого смысла в том не было, отличались они только украшениями и гербами. Ребята-телохранители, которых Октавиан отправил проводить, а вернее, отнести на руках в лектику, тихонько шепнули ей, спускаясь по лестнице, стараясь не наступить на струящийся за ними подол ее паллия нежно-апельсинового цвета:

— Трибун, да ты же пушинка! Может, ты и правда умираешь? — в голосе молодого парня, еще не слишком искушенного в методах работы спекулаториев, звучала тревога.

— Не дождешься, — еле слышно, но весело ответила ему Гайя и подмигнула.

Парень едва не выпустил ее из рук.

Гайя, покачиваясь в лектике, уже начала снимать украшения, чтобы дома не тратить время — и только переодеться в форму и накинуть плащ. Она знала, что в этот самый момент, пока ее несут по улицам засыпающего Рима, Октавиан приглашает своих гостей насладиться изысканным зрелищем гладиаторских боев прямо в триклинии, причем проводимых под музыку — и первыми в зал вошли пятеро девушек-флейтисток в коротких зеленоватых хитонах и с распущенными до колен волосами. А следом за ними выбежали пять пар молодых, очень красивых и почти полностью обнаженных гладиаторов, которые будут сражаться под аккомпанемент флейтисток. А затем каждому победителю достанется по хорошенькой музыкантше, а гости смогут посмотреть на их ласки и даже присоединися к ним в укромных нишах в галереях, окружающих пиршественный зал.

Свое отношение к таким «гладиаторам» Гайя сложила еще в то время, когда сама проливала кровь на арене, и совершенно равнодушно предложила императору воспользоваться услугами Лудус Магнус для этого, понимая, что такое зрелище точно даст им всем гарантию — никто не покинет дворец раньше времени.

Но знала Гайя и другое, заставлявшее ее до судорог сжимать пальцы, старые переломы которых отрезвляли ее при этом болью. Она знала, что и Марс с Луциллой покинут праздник — чтобы продолжить его вдвоем у нее на вилле. И знала, что им придется встретиться там через несколько часов.

И вот уже она, завернутая в простой серый плащ, неслась верхом в сторону лагеря преторианцев.