– Флитвуд!

– Я не понимаю, что со мной происходит.

Запустив пальцы под платье, я почесала спину, и, хотя спине стало легче, но опять зачесалась рука там, где я ее только что почесала.

– Держите себя в руках. Что за спектакль вы устраиваете?

– Не знаю, раньше со мной такого не бывало, но в вашем доме у меня сразу все зачесалось с головы до ног. Мама, у вас принято стирать постельное белье?

– Не говорите ерунды, естественно, вам постелили чистое белье!

– Мне необходимо переодеться. – С гордым видом я направилась к выходу, но в дверях помедлила. – Джилл, ты не могла бы помочь мне?

Алиса с явным облегчением встала из-за стола и, выйдя из столовой, поднялась вслед за мной в наши покои. Я с нетерпением ждала, когда же она распустит все шнуровки и тесемки, которые сама же затягивала и завязывала менее получаса тому назад.

– Быстрее, пожалуйста!

В итоге платье упало к моим ногам, и я переступила через него; затем лиф освободился от корсета, и за ним последовали французские фижмы. Наконец-то я смогла сесть, снять чулки, и почесать руки под рукавами. Забравшись под рубашку, я коснулась своего живота, той твердой и гладкой натянутой плоти, что прежде была рыхловато-мягкой. Вытащив шпильку из прически, я поцарапала ее кончиками шею под затылком.

Глядя на меня, Алиса задумчиво провела рукой по собственной шее, пока я отчаянно почесывалась, крутилась и извивалась перед ней.

– Может, вам надо принять ванну? – предположила она.

Вскоре с кухни доставили ванну и кувшины с горячей водой. Потом в дверь постучала горничная, принесшая кусок мыла, мягкий и темный, сваренный на домашней кухне, совсем не похожий на покупаемые нами твердые белые бруски. Я не знала, как лучше попросить Алису отвернуться, чтобы позволить мне окончательно раздеться и забраться в ванну, но она поступила так по собственной инициативе. Когда последнее нижнее белье упало на пол, я отчасти ожидала, что увижу ползающих по мне и по одежде мелких темных насекомых, но никого не увидела. Мое тело оказалось чистым, а не воспаленным и покрасневшим, как я ощущала. Меня разобрал смех. Алиса, сидя на своей выдвижной кровати, слегка повернулась и скосила на меня взгляд.

– Что случилось?

– Ничего. Никаких вшей. Никакой сыпи. Должно быть, у меня какая-то нервная чесотка.

Я погрузилась в воду, вызвав небольшой потоп, зуд мгновенно уменьшился, словно приятная влага затушила множество огоньков, горевших на моей коже.

– Может быть, мне уйти? – спросила Алиса, опять отвернувшись к стене.

– Нет, останься.

Не оборачиваясь, она устроилась поудобнее, подогнув под себя ноги. Вода в ванне успокоилась, и я оценивающе взглянула на свой живот, отметив, что он заметно вырос с того дня, когда я последний раз принимала ванну. Мне даже не удалось увидеть за ним жестких темных волосков. Я слегка намылилась, отчего тело стало скользким, как угорь и зуд еще больше притупился. Набрав воды в кувшин, я смочила себе голову и вспенила мыло на волосах, превратив их в спутанную массу. Вода окутывала меня, лаская кожу, и я облегченно вздохнула, позволив мыслям вернуться к событиям, происходившим в апреле после моего выезда на туманную охоту с Ричардом и Роджером.

– Алиса, ты что-нибудь слышала о духах-покровителях?

Я услышала, как скрипнула ее кровать, похоже, она поменяла позу.

– Да, – отозвалась она.

– Дженнет Дивайс говорила мне, что у ее матери есть особая собака, и я сама видела ту собаку, когда вы с ней…

– Мы с ней? – уточнила Алиса.

Я подавила волнение. Она оглянулась и посмотрела через плечо прямо на меня своими яркими и умными глазами.

– Так что же вы видели?

– Алиса, не смотри.

Я попыталась скрыться под водой, но ее пристальный взгляд не отрывался от моего лица.

– Неужели вы тайно следили за мной?

– Нет.

– Тогда?

– Я… я просто поехала тебе навстречу. И случайно увидела вас с ней в лесу.

Вновь отвернувшись к камину, она взяла кочергу и пошевелила угли.

– И что же вы услышали?

– Ничего.

– А почему вы не подошли к нам?

– Я… я испугалась. Ее. Той женщины. Элизабет Дивайс.

– Почему?

– Ее глаза. Они напугали меня.

Мне с ужасом вспомнилось, как она повернулась в мою сторону и ее странные глаза противоестественно смотрели в разных направлениях.

– У нее есть дочь, Дженнет, – продолжила я, – и я никак не пойму, почему Роджер верит всему, что она говорит ему. Как он может верить? Она ведь еще глупая девчонка.

И, упомянув о Дженнет, я внезапно вспомнила себя в ее возрасте, и, как сама я никому не говорила о том, что случилось со мной, понимая, что никто мне не поверит. Однако это уже другая история… Рассказы Дженнет полны магии и духов, словно те сказки, что дети слушают перед сном.

– Возможно, ему хочется верить этому. Или он даже говорит ей то, что надо сказать.

– Роджер не стал бы так делать.

– Откуда вы знаете?

– Он хороший человек. И всегда хорошо относился к нам.

Разлетаясь по комнате, мои же слова показались мне глупыми и безосновательными. Неужели и Роджер тоже знал о любовнице Ричарда? Это могло быть двойное предательство, еще хуже, чем молчание моей матери. Он называл нас с Ричардом влюбленными голубками. Либо он ничего не знал, либо был бессердечным лжецом.

– Алиса, прости меня за то подглядывание, но это ведь вышло случайно, – сказала я, нарушая затянувшееся молчание.

Я запуталась в собственных мыслях; мне необходимо распутать этот клубок и все спокойно обдумать. Алиса отряхнула юбку. Ее потрепанное платье давно нуждалось в починке и стирке, а чепец в крахмале. Я решила, что позабочусь об этом. А заодно подумала о том, когда она сама последний раз принимала ванну… и не мечтает ли тоже хорошенько вымыться?

– Алиса, ты хотела бы принять ванну?

– Нет, спасибо.

– Я могу приказать принести еще воды.

– От меня что, плохо пахнет? – вспылила она. – Или вы думаете, что я заразила вас вшами?

– Нет, конечно нет. Нет никаких вшей. Это лишь мое больное воображение…

Я взглянула на белую кучу моего нижнего белья на полу, еще раз пристально посмотрев, не ползает ли там какая-то живность.

– Алиса, тебе не кажется, что у меня пожелтела кожа?

Она пренебрежительно окинула меня взглядом.

– Трудно сказать… она, как и раньше, выглядит не слишком здоровой.

Она явно сильно рассердилась, и впервые я усомнилась, правильно ли поступила, привезя ее сюда. Что-то изменилось в ней в тот день, когда Ричард намекнул, что она могла украсть ожерелье. И все-таки я привыкла к явному подчинению, а она разговаривала со мной почти как с равной. Однако, немного подумав, я поняла, что меня это как раз устраивает.

Еще разок сполоснувшись, я поднялась из ванны и увидела свое отражение в зеркале над комодом. Мои спутанные волосы топорщились над ушами, точно птичье гнездо. Набухшие соски окружали