Я будто вновь переживал тот момент, и описать ту боль словами у меня никогда бы не получилось. Люк поморщился.

— Я видел кое-что, — он помолчал. — Я всю жизнь считал, что это — видение будущего. И только сейчас понял, что это было.

Он без предупреждения повернулся и положил шершавую руку мне на щеку. В ту же секунду в мое сознание ворвалось ужасное видение.

Чертово Бату. Чертов холм. Трупов не счесть. Зарево пожаров. Крики раненых. Я бегу вверх по холму, врезаясь в строй солдат, кромсая людей мечом, разрывая на куски Силой. Со мной рыцари. Перед нами живая стена, за нами реки крови и трупы. Наконец мы добираемся до вершины, но люди, которых защищали солдаты на холме — защищали от нас — другие. Лея, Хан, сам Люк. Еще несколько, которых я не знаю, но они кажутся мне смутно знакомыми. Я останавливаюсь на секунду, а потом убиваю их всех. Переступив через труп матери, иду к самому Люку, что бросается на меня с отчаянным криком. Горе не дает ему сражаться, слезы застилают глаза. Он даже не успевает ударить, я пронзаю его мечом. Последнее, что я слышу — мысль, но какая-то чужая, жестокая: «Он погубит всех, кого ты любишь».

Меня выбрасывает обратно на утес, сломленным, неспособным даже вздохнуть от горя, и я понимаю, что эмоции эти не мои. Это то, что чувствовал Люк, когда увидел…

— Что… — мой голос подводит меня, я прокашливаюсь, пытаясь одновременно вытереть слезы. — Что это было?

Он всё еще не убирает руку от моего лица, я поднимаю на него взгляд. В его глазах плещется неописуемая грусть и какая-то обреченная ирония. Люк проводит ладонью по моей щеке и медленно опускает руку. Отворачивается и молчит, глядя на море. Через несколько секунд, что показались мне вечностью, отвечает:

— Вероятность. Скорректированное видение, — он помолчал. — То же самое, что видел Энакин. То же самое, что видел ты.

Я резко выдохнул.

— Сидиус?

Он пожал плечами, глядя невидящими глазами на море.

— Не знаю. Может быть, Сноук. Но насколько я знаю, — он усмехнулся, — твой бывший мастер не был силен в предвидении. Это очень редкий дар. Дарт Сидиус был, — Люк хмыкнул, — и остается величайшим среди известных мне форсъюзеров-провидцев. Он чувствует вероятности судьбы каждого, к кому желает присмотреться поближе, — Люк зло пнул какой-то мелкий камешек с обрыва и проследил его падение на пляж. — Это, блять, было всё время у нас перед носом, но никто не сумел сложить два и два.

Я уставился на него, открыв рот — я никогда в жизни не слышал, чтобы Люк ругался. В нашей семье бранные слова были под запретом, и только отец мог позволить себе ругнуться дома. И то, шепотом.

Люк не обращал на меня внимания и продолжал говорить:

— Этот урод испортил жизнь каждому Скайуокеру и теперь добрался до тебя, — Люк глубоко вздохнул и вновь обернулся ко мне.

— Бен, послушай меня внимательно, — он посмотрел мне прямо в глаза. — И Энакин, и я, и ты — мы все видели вероятности. Вернее, одну из тысяч вероятностей, тщательно отобранную умелым форсъюзером, чтобы манипулировать нами, — он резко выдохнул и глаза его полыхнули гневом. — Нам было показано самое страшное из того, что может произойти. То, что лишило нас с Энакином разума, заставляя совершить ту роковую ошибку, что вела к событиям, показанным в наших кошмарах, — он долго смотрел на меня, потом отвернулся и снова уставился на воду. — Если бы ты не встретил Рей, думаю, в итоге, так бы и произошло.

Он помолчал.

— Ваша встреча предопределила другое будущее, — Люк подтянул ноги к груди и положил подбородок на колени. Эта поза была настолько мальчишеской, что внезапно мне показалось — я вижу его молодым. Светловолосым парнем, в голубых глазах которого отражается луна.

Он усмехнулся, видимо, моим мыслям, затрепетал в воздухе и стал тем самым парнем, которым я себе его представил — таким, каким мои детские воспоминания рисовали его.

— Так лучше? — и отвечая на немой вопрос, проговорил: — Призраки Силы могут принимать любую форму. Просто мы предпочитаем оставаться такими, какими сами себя запомнили. У кого-то сильны воспоминания о юности, у кого-то о зрелости, у кого-то о старости.

Молодой Люк состроил рожу.

— Старость у меня была так себе, ты не находишь?

Я ухмыльнулся и откинулся на локти, укладываясь на мягкую траву. Отыскал сочный стебелек, отчаянно пахнущий зеленью, и принялся рассеяно покусывать кончик. Поднялся легкий ветерок, что мягко обдувал, играл с волосами. Я прикрыл глаза и подставил ему лицо. Запах вокруг тоже неуловимо изменился, стал каким-то более пряным. Лунный свет, казалось, пронизывал всё вокруг.

— Я так понял, нужно определить момент, выбор, который изменяет будущее, вплетает в ткань реальности другую вероятность? — я не знаю, откуда взялась эта мысль. Луна просто гипнотизировала меня, будто приближаясь. Казалось, стоит протянуть руку, и я смогу до нее дотронуться.

Люк издал какой-то рассеянный, неопределенный звук. Я посмотрел на него. Он сидел, глядя на луну с теплой улыбкой, но почувствовав мое движение, обернулся.

— Да, Бен. Нужно найти поворотный момент. Но нужен форсъюзер с даром предвидения и знания, которых у нас пока нет, — он ободряюще улыбнулся мне. — Но теперь мы знаем, где искать, не так ли, приятель?

Я не успел ответить, когда он снова с улыбкой, покосившись на луну, произнес:

— Бывай, Бен. Еще увидимся.

И пропал. Я только хмыкнул на это. Странная нега распространялась по телу, мне лень было шевелиться, лень думать. Хотелось просто лежать и смотреть на луну. А она всё приближалась и приближалась, и я протянул-таки руку — чем черт не шутит — и ощутил под пальцами что-то мягкое. А потом я проснулся.

***

Рей сидела на кровати, устроив мою голову на своих скрещенных ногах, и с сосредоточенным донельзя видом что-то делала с моим волосами. Косички она там заплетает, что ли? Я улыбнулся. А потом вспомнил и отчаянно покраснел. Судорожно нашарил рядом с собой простынь и набросил себе на бедра — я ведь так и не удосужился одеться после душа и, как был, завалился на постель.

Рей не подала виду, что заметила мои телодвижения и вообще, что я проснулся, и продолжала, нахмурившись, заплетать мне волосы. Пока, наконец, не встретилась со мной взглядом. Каким-то наполовину обиженным, наполовину виноватым и по-детски упрямым.

— Ты не в медблоке.

Я только пожал плечами, продолжая смотреть на нее. Очевидно. Рей окончательно надулась, нос покраснел, а в глазах заблестели слезы.

—