Они с Лин вновь склонились над картой.

– Возможно, ориентиры появятся только в самой реке Олт, – предположила Лин.

– Я не кажусь толще в этой воде? – спросила Нила.

Лин поверх карты глянула на маталийскую принцессу.

– Ты шутишь, правда?

– Я чувствую себя китом! Так трудно плавать в воде, где совсем нет соли! – пожаловалась Нила.

– В любой миг могут появиться Всадники смерти, а тебя заботит твой внешний вид? Мы же не на конкурсе красоты!

– Жизнь – это один большой конкурс красоты, – заявила Нила. – Спроси хоть мою матушку или любую из моих бабушек или тетушек. Долго нам еще плыть до пещеры йеле? Мне сейчас не помешало бы выпить чашечку саргассового чая.

Лин округлила глаза и сказала:

– Я слышу пение, это устье реки. Я надеюсь, – добавила она. – Вперед, нужно двигаться!

Русалочки покинули дом Лены три дня назад, и речная русалка снабдила их едой на дорогу.

– До свидания! Просто ужас, что я пережила, принимая вас у себя! – радостно кричала она им вслед. – Только попробуйте вернуться!

Русалочки держались ближе к темным берегам, стараясь оставаться незаметными, а ночи проводили в норах под корнями деревьев или камнями. В новой, сшитой Нилой одежде черных и серых оттенков было намного проще сливаться с окружающим ландшафтом.

Серафина посмотрела на подругу и улыбнулась: теперь маталийскую принцессу почти невозможно было узнать, как, впрочем, и Лин. Серафина знала, что тоже мало чем напоминает себя прежнюю. Вечером третьего дня они с Лин легли спать, а когда проснулись, их ждала новая одежда (костюмы юных баламуток), новые аксессуары и новые личины.

– Ты что, вообще не ложилась? – спросила она у Нилы, увидев, сколько та сделала за ночь.

– Так, подремала немного, но это не страшно, я не устала. А прежде чем вы примерите новую одежду, нужно что-то сделать с твоими волосами, – заявила Нила, похлопывая по одному из кухонных стульев.

Серафина уселась. За все шестнадцать лет ее волосы ни разу не стригли, даже не подравнивали. До того дня, когда Олакрез схватил ее, они ниспадали до середины хвоста. Нила орудовала ножницами, длинные пряди падали на пол, а у Серафины возникло престранное чувство, будто вместе с отрезанными волосами падает и часть ее самой. Та, прежняя Серафина слепо всем доверяла, следовала правилам и всегда позволяла другим решать за себя.

Закончив стрижку и покрасив волосы Серафины в черный цвет чернилами кальмара, Нила подвела принцессу к стоявшему в спальне Лены зеркалу. Первым делом Серафина убедилась, что внутри не притаился Олакрез, а уже потом посмотрела на свое отражение. Нила превратила неровно искромсанные волосы Серафины в аккуратную короткую стрижку «пикси»: лоб закрывала остроконечная челка, постепенно сужающаяся к вискам. Прическа отлично подчеркивала длинную тонкую шею принцессы и огромные зеленые глаза. Серафина потеряла дар речи.

– Полный плеск, совершенно гениально или и то и другое? – спросила Нила.

– Просто потрясающе! Нила, я тебя обожаю! Спасибо тебе большое! – воскликнула Серафина.

– Ну, разумеется, – кивнула подруга. – Держи.

Она протянула Серафине длинное обтягивающее серое платье, лишившееся рукавов, но получившее более глубокий вырез. Поверх платья надевалась черная туника свободной вязки. Нила закрепила на бедрах Серафины велосипедную цепь и прицепила к ней кинжал Гриджио, а в уши продела серебряные колечки.

Потом подвела Серафине глаза и накрасила губы черными чернилами кальмаров, а на щеки нанесла серебристую пудру из раковин галиотисов.

– Ты выглядишь так уплывно, что я тебя не узнаю, – закончив, постановила Нила.

– Я так уплывно выгляжу, что сама себя не узнаю, – пробормотала Серафина, не сводя глаз с отражения в зеркале.

Нила тоже замаскировалась: надела изодранную кружевную водолазку, пышную юбку из морского шелка (на нее ушел весь рулон материи, найденный в запасах Лены) и жакет «милитари» со споротыми пуговицами – все черного цвета. Она оторвала у водолазки горловину и вместо пуговиц скрепила жакет ржавыми рыболовными крючками; на плечо повесила терраходовскую курьерскую сумку и вывела на ней серебряными чернилами: «Энн Бонни рулит»[38]. Потом выбелила волосы, превратившись в блондинку, стянула их в узел на затылке и закрепила мечом меч-рыбы. Пара рыболовных крючков заменила принцессе серьги, а на шею в качестве кулона она повесила нанизанный на леску акулий зуб. Губы Нила накрасила черным, а на веки нанесла мерцающую сине-черную пудру из раковин мидий.

Лин тоже получила новый облик (хоть и не пришла от этого в восторг), чтобы не отличаться от подруг. Как резонно заметила Нила, если Всадники смерти ищут двух принцесс, они вряд ли обратят внимание на трех баламуток. В косы Лин добавили фиолетовые полосы, красный жакет заменили черным дырявым плащом, прикрывшим висевшую на перевязи руку. Длинные серьги из раковин турителла[39], ожерелье из старых отмычек и меч за плечами довершили образ.

– Никаких принцесс здесь нет, господин Всадник смерти, – пропела Нила и рассмеялась. – Только три баламутки, направляющиеся по своим делам.

Серафина и Лин от души поблагодарили Нилу. Мастерица небрежно отмахнулась от похвал, но Серафина видела, как ярко сияют ее глаза. Очень скоро принцесса убедилась, что план Нилы работает: три русалки, плывшие им навстречу выше по реке, глянув на «баламуток», поспешно переплыли на другую сторону течения.

«В какой-то степени Нила права, – подумала Серафина, плывя за Лин. – Жизнь – это действительно конкурс красоты. И меня тошнит от необходимости постоянно соответствовать статусу прекрасной принцессы, улыбаться и кивать».

Теперь ей предстоит участие в другом конкурсе – сражении за Лазурию, в финале которого ее ждет либо жизнь, либо смерть.

Наконец-то покончено с тяжелыми, стесняющими движения шелковыми платьями, с дорогущими украшениями, для охраны которых требуется отряд солдат, с золотыми коронами и бриллиантовыми тиарами, сдавливающими голову.

Теперь на Серафине удобная, неприметная одежда, ее волосы слишком короткие, и никто уже не сможет в них вцепиться. Вместо ожерелий она носит кинжал.

Впервые в жизни она не походила на члена королевской семьи. Она выглядела агрессивной, готовой на все, опасной – от такой русалки жди беды, с такой не стоит связываться.

И ей это нравилось.

Сейчас русалочки огибали излучину реки Дунай.

– Смотрите! Вот она! – воскликнула Лин, показывая пальцем.

Ярдах в пятидесяти перед ними начиналась река Олт, ее бурные воды стремительно впадали в Дунай, образуя водовороты, ее дно покрывал толстый слой ила. Как все реки, Олт обладала голосом, грубым и низким. И пела она о черных горах, с которых спустилась; о волке, медведе и олене, пивших из ее вод; о росших на ее берегах высоких деревьях и о веющих над нею ласковых ветрах. Русалочки поплыли в устье реки, а потом через ее бурные, вспенивающиеся воды. Несколько минут спустя они вынырнули, кашляя и чихая, изрядно потрепанные. Серафина вымывала из волос ил, Лин вытащила из перевязи-шарфа лягушку, а Нила выплюнула мелкую рыбешку.

Оглушенная Серафина с трудом выплыла из устья реки, выбралась из стремнины, выползла на