— Превращаясь в последнюю ночь, — говорит Сигруд. — Как ты уже сказала.

— Да.

— И что же он сделает, когда пожрет всех вас?

Она долго сидит в молчании.

— Боюсь, небеса упадут. Свет погаснет. И он сделается воплощением всего сущего.

— А потом?

— А потом, господин Сигруд, уже не будет никаких «потом».

Они останавливаются еще три раза, все время близко к стенам Мирграда. Мальвина водит пальцами по фонарному столбу у главных городских ворот, по задней части скамьи в парке, где когда-то стоял величественный Престол Мира, и наконец на углу она выбирается из машины, поднимает люк и касается единственной заклепки на его нижней стороне. Каждый раз мир сдвигается. Каждый раз все вокруг становится чуть-чуть другим. И вот наконец-то…

— Готово, — тихо говорит она. Смотрит на небо, и он делает то же самое. — Чувствуешь?

— Да, — отвечает Сигруд. — Кажется… что небо чуть ближе, чем должно.

— Мы приблизили ворота. Но теперь надо встретиться с привратником.

— Еще один ритуал?

— Не знаю, как ты, — говорит Мальвина, снова садясь в машину, — но я отношусь к безопасности серьезно. Поехали. Отвези нас обратно к Солдинскому мосту.

Они едут в тишине. Все кажется угнетающе близким, как будто воздух слишком густой или улицы чересчур узкие. Даже люди на тротуарах словно чувствуют это, плотнее кутаются в пальто и дрожат.

— Это стены, — тихо говорит Мальвина. — В них есть чудеса, помогающие людям забыть об их существовании, и чудеса поверх чудес, которые делают их невидимыми, нерушимыми, и все такое прочее. Чудеса, предназначенные для забывания, — вот они-то сейчас и натянулись, как тугие струны.

Сигруд останавливается и паркует машину в нескольких ярдах от Солдинского моста.

— Из-за твоего запирающего механизма.

Мальвина выходит и идет к нижней стороне моста.

Но, прежде чем войти в его тень, она останавливается и смотрит вверх: на улицы, на крыши, на окна и переулки.

— Что-нибудь заметил? — спрашивает она, когда Сигруд догоняет.

— Ничего тревожного.

Она морщит нос.

— Наверное, я просто нервничаю. Такое чувство, что… — она трясет головой. — Ладно, проехали. Займемся делом.

Он следует за ней под мост. Там разместился маленький трущобный городок нищих и обездоленных, нашедших приют под широким мостом. Они большей частью игнорируют Мальвину и Сигруда, когда те проходят мимо, — но какой-то сутулый старик со слезящимися глазами встает и почти шагает с ней в ногу.

— Что-то не так, — говорит он ей каркающим голосом.

— Знаю, — отвечает она. — Я тоже это чувствую.

Старый нищий оглядывается и бросает на Сигруда удивительно острый взгляд.

— Это даувкинд?

— Ага. Надеюсь, он того стоит.

— А ты… привратник? — спрашивает Сигруд.

Нищий ухмыляется.

— Что-то вроде этого.

Они подходят к дальней задней стене под мостом, безликой и пыльной бетонной поверхности, покрытой паутиной. Сигруд не понимает, отчего эти двое направляются прямо к стене, ведь в ней с виду ничего особенного нет, но тут она как будто… вздрагивает.

Или, может быть, содрогается. Как кожа барабана, в который только что резко ударили; бетон трясется и дрожит, пока не превращается в расплывчатое пятно перед его взглядом.

Потом стена прекращает содрогаться. И когда это случается, посреди нее возникает дверь — очень банальная деревянная дверь с потертой старой ручкой.

— Ага. Хм, — говорит Сигруд.

Мальвина испускает долгий вздох.

— Славно. Сработало.

— Значит, мы проделали всю эту работу, — говорит Сигруд, — ради двери?

— Это намного больше, чем просто дверь, — возражает нищий, открывая ее. — Но твои глаза видят лишь то, что видят, я полагаю. — Он низко кланяется, как будто перед гостями при дворе, и все они входят внутрь.

Там узкий и унылый бетонный коридор, который освещает единственная электрическая лампочка на безликом потолке. Нищий закрывает дверь, бормочет извинения и проталкивается между ними, чтобы повести их по коридору.

Тот оканчивается глухой стеной. Но перед нею на полу лежит одинокий кирпич.

Нищий приседает перед кирпичом и бросает взгляд назад, в коридор, потом хмурится, словно только что услышал какой-то подозрительный звук. Затем качает головой, наклоняется и кладет ладони на кирпич.

И тогда кирпич… расцветает.

Это единственное подходящее слово. Кажется, что кирпич разворачивается изнутри, из его глубины с шуршанием и постукиванием выстреливают кирпичные стены. Они заполняют конец коридора, а потом начинают расширять его; пол, стены и потолок возникают из пустоты…

Во что они превращаются, Сигруд не видит. Конец коридора теряется во тьме.

— Ну вот, — говорит нищий.

Сигруд смотрит на него, намереваясь спросить, что за ерунда творится. Но тут он видит, что нищий — больше не нищий.

Вместо него перед дрейлингом стоит невысокий молодой континентец с темной кожей, безволосой головой и яркими карими глазами. У него длинные проворные пальцы, а на лице застыло выражение проницательного любопытства, как будто от пришедшей в голову чудесной идеи.

— Ох, — произносит Сигруд.

— Сигруд, это Вошем, — говорит Мальвина. — Воплощение возможности.

Вошем кланяется ему — снова этот странный куртуазный жест.

— Как поживаете?

— Возможности? — повторяет Сигруд.

— Да, — говорит Мальвина. — Владения Вошема — не то, чем все является, а то, чем оно могло бы быть. Коридор впереди нас, — продолжает она, взмахнув рукой, — на самом деле не существует, но мог бы существовать. Пока Вошем с нами, все выглядит так, словно коридор и впрямь есть. Понимаешь?

— Нет, — честно говорит дрейлинг.

Вошем мягко улыбается.

— Это немного замысловато. Оселки пробуждают дверь, и я соединяю ее с убежищем. Двухуровневая система безопасности. Я провожу вас до лестницы и там оставлю. Неблагоразумно держать ключ слишком близко к замку, если можно так выразиться.

Они втроем идут дальше. Коридор вроде бы не становится уже, но внезапно Сигруду и Мальвине приходится идти друг за другом, как будто стены сблизились, а они этого не заметили. Когда они только вошли, свободное пространство вокруг Сигруда составляло фут, но теперь от его плеч до стен всего-то несколько дюймов. Он тревожится, как бы не пришлось идти боком, чтобы поместиться.

Они продолжают идти. Коридор все длится и длится. Дрейлинг ощущает, что они идут уже десять минут, а то и дольше. Но когда он смотрит назад, то видит дверь на прежнем месте, в каких-то пятнадцати футах позади.

Но они движутся, он это знает. Движутся сквозь что-то, под чем-то…

— Это все — пространство возможности? — спрашивает Сигруд. — Если можно так выразиться.

— Мы проходим через барьеры, — говорит Вошем. — Божественные барьеры. Барьеры, которые почти невозможно преодолеть…

— Но у нас есть ты, — говорит дрейлинг.

— Верно. Многого можно добиться при наличии малейшей вероятности.

Сигруд закрывает глаз и продолжает идти вперед в том же темпе, прислушиваясь к звуку шагов и пытаясь сосредоточиться на том, как это все ощущается, а не как выглядит. Он как будто идет через море песка, и материальный мир кажется всего лишь идеей, которая возникает лишь в тот момент, когда он на нее смотрит, но когда его зрячий глаз закрыт, оказывается, что на самом деле…

Он открывает глаз и видит только коридор.

«Я глубоко во чреве чего-то божественного, — думает он. — И мне это не нравится».

— Мы близко, — говорит Мальвина.

Сигруд смотрит вперед и видит только темный конец коридора.