«Но как же я разыщу Мальвину?»
Он поднимается по тропинке к мосту. Это наполовину автомобильное шоссе, наполовину рынок. Автомобили, автобусы и лимузины с грохотом и гулом проносятся мимо, обжигая воздух позади себя выхлопными газами. С крыш рыночных ларьков свисают бумажные фонарики. Он принюхивается: мясо на вертелах шипит над ярко-красными углями, струйки пара вьются над носиками медных чайников. Теплый, живой пейзаж; процветающего мегаполиса.
Несмотря на это, Сигруд слегка вздрагивает. Небольшой порез от копья на его груди странным образом болит — боль кажется то горячей, то холодной. Он подумывал о том, чтобы вскрыть рану и попытаться выдавить черноту, как гной, но пока что она ему не мешает, и это точно не важнее всего, чем он занимается сейчас.
Сигруд подходит к краю моста и выглядывает наружу. Воды Солды еще не замерзли. Но он помнит, какими они были когда-то, много ночей назад, когда божественный ужас притаился подо льдом и терроризировал Мирград — когда дрейлинг, вооруженный лишь копьями и веревкой, вложил все силы в битву с этой тварью.
Впрочем, он проиграл. Урав Наказывающий поглотил его. Однако кошмары, обитавшие в брюхе чудовища, не сумели уничтожить дрейлинга, и тот каким-то образом выжил и выбрался невредимым…
Сигруд смотрит вниз, на свою руку в перчатке. «Была ли это удача? Или что-то большее?»
Голос позади него:
— Ты опоздал, засранец.
Он поворачивается. За ним стоит Мальвина Гогач, скрестив руки. Она одета как мальчик — мешковатое коричневое пальто, грива каштановых волос спрятана под черную шапочку. Выражение лица знакомое: нетерпение и язвительное презрение.
— Ты же сказала «вечером», — говорит Сигруд.
— Вот именно, вечером! — Она тыкает пальцем в ночное небо. — Это ночь, мать твою! Вечер давным-давно закончился. Как тебе вообще удавалось выполнять приказы Шары?
— Я здесь, — говорит он. — И попасть сюда было непросто. Многие могли бы погибнуть по пути.
— Ага, аэротрамвай. Я слышала. Это во всех газетах. Значит, твоя работа? За тобой следили?
— Не думаю.
— Не думаешь?!
— Я скинул трамвайный вагон на голову той, кто на нас напал, — говорит Сигруд. — Может, она выжила, но я не думаю, что это ее обрадовало.
— Значит… — Мальвина шевелит челюстью, как будто пережевывает известие. — Она была божественная, да? Та, кто на вас напал?
— Сперва нет; сперва она была просто человеком. Но после того как я проделал несколько дырок у нее в брюхе, она запаниковала и… что-то съела. И изменилась. — Он описывает метаморфозу.
Мальвина сплевывает.
— Вот дерьмо. Это плохая новость. Похоже, он скормил ей частицу самого себя, опасное дело. Он либо отчаялся, либо сбрендил. — Она поворачивается и смотрит на юг. — И там есть… что-то. Что-то новое.
— Что именно? — он тоже смотрит на юг, но ничего не видит. Ну конечно — ведь стены невидимы.
— Не знаю. На стены всегда давят… Может, это он давит. Но теперь давление усилилось. Намного. Это плохо, чем бы оно ни было. И стены отличаются вспыльчивым характером.
— В смысле стены Мирграда?
— А какие еще? Они напичканы беспокойными чудесами, за их счет и держатся. Большая и яркая цепь соглашений и ограничений, и все они такие же взволнованные и нервные, как стайка жаворонков в клетке. Это плохая новость, что бы это ни было. Мне это не нравится. Но такое мне не по силам. Как насчет Стройковой и Татьяны? Ты не взял их с собой?
— Я беру их с собой в безопасные места, — говорит Сигруд. — Во время наших с тобой встреч меня чуть не сожгли и я едва не убился в развалинах корабля, потерпевшего крушение. Это полная противоположность безопасности.
— То есть они в безопасном месте?
— Пока что. У них есть инструкции на случай, если я не вернусь к утру.
— Хорошо. С тобой хотят встретиться.
— Кто? Где?
Она закатывает глаза.
— Ты не можешь сказать, — понимает Сигруд.
— Я не могу говорить о месте, — объясняет она, — или о том, что в нем находится, пока я сама не окажусь там. Это часть игры в прятки.
— Ладно. И как мы туда попадем?
Ворча, Мальвина достает грязные карманные часы.
— У нас на это… четыре часа. Я хотела больше времени, но ты опоздал. Через четыре часа окно закроется, и придется ждать еще какое-то время, чтобы оно снова открылось, и это время я не хочу провести здесь, пока стены дребезжат от давления извне. Ты все еще способен заметить «хвост» в толпе?
— Некоторые вещи, — говорит он, — не забываются никогда.
— Славно. — Она поворачивается и идет прочь. — Ну же, идем! Следуй за мной. И наблюдай за улицами.
Сигруд догоняет девушку.
— На что у нас четыре часа?
— На то, чтобы обойти стены Мирграда, — говорит она, — и открыть все замки.
* * *Далее следует безумная гонка через окутанные тьмой кварталы Мирграда, где они придерживаются теней, рвов, забытых, окраинных частей мира — тех мест, которые горожане не должны видеть. Сигруд и Мальвина мчатся через переулки и канавы, пробираются по улицам и садам, прыгают по-над ржавыми трубами, а однажды взбираются на опоры надземного метро и мчатся квартал по рельсам, прежде чем снова спуститься.
Наконец Мальвина указывает на пустырь впереди.
— Вот, — говорит она. Кажется, девушка совсем не запыхалась.
Они подбираются к краю пустыря. Сигруд идет первым, проверяя, нет ли засады. Грязь пестрит колючими сорняками и битым стеклом. Кто-то однажды устроил в углу логово, где спал под каркасом старой кровати, из которого соорудили грубое подобие шатра. Но похоже, здесь уже давно никто не живет.
Сигруд машет Мальвине. Она подбегает, пересекает пустырь и идет вдоль дальней линии забора, в котором все доски сломаны и расшатаны, как запущенные больные зубы во рту.
Она все время оглядывается на стены Мирграда. Они теперь довольно близко, так что изгиб огромных стен немного виден — но лишь самую малость.
Наконец Мальвина останавливается и с возгласом «Ага!» приседает возле деревянного забора.
Дрейлинг внимательно наблюдает. Она тянется указательным пальцем и осторожно гладит одну из непримечательных досок. Но ее палец оставляет слабый темный отпечаток, как будто ее прикосновение обжигает доску, но след очень быстро исчезает.
И когда Мальвина заканчивает, что-то… меняется. Сдвигается. Шевелится. Как будто целый городской квартал приподняли на четверть дюйма: в масштабах мира изменение мельчайшее, но ощутимое.
Сигруд озирается, но, в чем бы ни выразилась перемена, увидеть это нельзя. Однако он все-таки уже сталкивался с чудесами, так что по ощущениям знает: это было что-то весьма крупное.
— Что это было?
Мальвина встает и уходит.
— Идем. Нам надо открыть еще четыре.
— Четыре?! — говорит он. — Что, по всему городу?
— А ты собирался сегодня посетить еще какой-то город?
— Почему бы нам просто не поехать на машине?
— Чего? У меня нет машины. У меня ни прав этих треклятых нету, ни денег.
— Я хотел сказать, мы могли бы угнать машину.
— Я
